Рудо сидел, подперев мрачное лицо ладонью. Он не понимал, почему так глупо чувствует себя в этом обществе. Может быть, потому, что пил на голодный желудок? «Не надо было столько пить», — упрекал он себя, потому что вместе с танцующей Яркой перед его глазами качалась вся комната, а медвежья шкура на противоположной стене подскакивала, делала волнообразные движения, как будто бы тоже исполняла танец живота.
— Мало пьете, — пробормотал Рудо, повернув голову к Крчуле, и почувствовал страшную тяжесть в голове. — Или вы не пьянеете?
— Я уже свою норму выпил, молодой человек… вперед на три четверти жизни.
Рудо встал и неуверенной походкой направился в переднюю, затем украдкой вышел на улицу. По крайней мере хоть надышится свежим воздухом.
«Что, вообще, у меня общего с этими девицами, — думал он, опершись о стену дома Стано. — Таких не много, но мне на них везет. Скучают они в жизни, так же как и я»…
Возможно, была уже полночь. Улица опустела, затихла, только со стороны вокзала, из кафе, доносился визг саксофона. Рудо шагал как лунатик. Ему не хотелось возвращаться в квартиру Стано. Там он был лишний, да и перед художником чувствовал себя как-то неловко. Он уважал его, и это не позволяло ему сделать какую-нибудь глупость. Но Рудо чувствовал, что все в нем бурлит, что он не справится сам с собой, пока не сделает чего-то.
Он решил заглянуть в кафе «Европа», откуда раздавалась музыка. Рудо взбежал вверх по лестнице и через минуту уже пробирался сквозь танцующие пары. Вдруг он остановился как вкопанный: в углу около окна за тем же самым столиком, где вечером он выпивал вместе со Стано, сидели Мариенка и Штефан.
Кровь ударила ему в голову. Он стоял растерянный и оскорбленный. Опять этот Штефан! Но быстро пришел в себя, нащупал в кармане деньги, позвал официанта, заказал бутылку вина и попросил принести три бокала. Энергично подошел к столу Мариенки.
— Можно к вам сесть? — обратился он к Штефану.
Штефан сделал кислое лицо, неопределенно взглянул на Мариенку и кивнул:
— Садись. Мы уже уходим.
У Рудо выпала из рук сигарета. Он нагнулся, и голова у него снова закружилась. Тяжело опустился на стул. Икнул. Официант принес вино и бокалы.
— Я не буду, — сказала Мариенка, а Штефан строго взглянул на Рудо.
— Ты пьян, — процедил он сквозь зубы.
— Это мое дело, — огрызнулся Рудо. — Так будете пить или нет?
Мариенка быстро поднялась со стула:
— Мне уже надо идти. Ты проводишь меня, Штефан?
— Так будь здоров, — пробормотал Штефан и вместе с Мариенкой направился к двери.
Рудо сидел неподвижно. Потом непонятно почему покачал головой, налил полный бокал вина, одним залпом выпил его и зло уставился на Штефана, который в это время остановился у столика в центре зала.
«С кем это он разговаривает, — подумал Рудо, ища глазами Мариенку. — Она ушла. А этот тут важно стоит. Наверное, еще будет ее у ворот целовать». При мысли об этом все в нем закипело и в висках застучало. В этот момент к нему склонился официант и спросил, может ли он убрать лишние бокалы. Рудо показалось, что тот смеется над ним.
— Нет! — крикнул он так громко, что сидящие за соседними столиками повернулись к нему. Рудо схватил бокал и изо всех сил ударил его о паркет. Женщины завизжали, а он выпрямился, чтобы видеть Штефана, направляющегося к выходу. Только в дверях Штефан повернулся, и их глаза встретились. Рудо понял: Штефан видел, что случилось.
— Куда вы? — закричал официант.
Рудо сунул ему сто крон.
— Возьмите. Я ухожу, — произнес он заплетающимся языком, стараясь при этом сохранить равновесие.
Сопровождаемый насмешливыми взглядами, Рудо прошел качаясь мимо танцующих. В дверях он отвернулся от Штефана, а увидев на лестнице Мариенку, пожелал ей доброй ночи и вышел на улицу.
Над городом висела легкая августовская ночь с ясными, как будто бы вымытыми звездами. Светила луна. Легкий влажный ветерок поднимался по улице от реки.
Рудо долго, будто выброшенная на берег рыба, ловил ртом воздух, а потом быстрыми шагами направился к Вагу. Ему хотелось остаться одному, растянуться на берегу на зеленой траве и, глядя в небо, слушать, как таинственно шумит темная, холодная вода реки.
4
Светало. За новостройкой «На болотах» громко прокукарекал первый петух. С поверхности реки разливался туман, создавая как бы переход от мутной воды к редеющей тьме.
По траве вдоль реки бежала овчарка с опущенными хвостом и головой. Морда ее была мокрая от росы, глаза светились. Двигалась она плавно и бесшумно, как тень, и вдруг остановилась, напряглась, так что шерсть встала дыбом. Перед ней навзничь лежал какой-то человек. Это был мужчина. Собака долго обнюхивала его проволглую одежду. Потому холодным носом дотронулась до лица человека, от которого разило винным перегаром. Мужчина шевельнулся и порывисто сел. Опершись на руку, он посмотрел по сторонам и что-то пробурчал себе под нос.