И тут Смеяна вспомнила. В тот вечер, когда она собралась перевязывать пленных, тот белесый отрок с розовым, как поросячья морда, лицом, говорил: один лиходей сбежал. С раненой ногой. Вот глупая! Смеяна охнула и закрыла рот кулаком, дивясь, как не догадалась раньше. В уме ее вспыхнуло множество обрывочных мыслей: о том, как дрёмические «лешии» уносили своих раненых из-под самого носа Светловоевой дружины, как жалели славенцы об этой потере. И Смеяна вдруг почувствовала себя так, как будто нечаянно нашла клад. Она снова посмотрела на чужака. Ну и упрямый же народ эти дрёмичи! Как далеко от берега он сумел уйти с такой раной! Что погнало его в чужой лес? Что, кроме неистребимой жажды воли, способно придать человеку таких сил?
Смеяна подняла руку, помедлила, но все же решилась и положила ладонь на грудь чужаку. Сердце билось, она ощущала живое тепло его кожи. И в ее сердце вдруг зародилось какое-то теплое чувство к этому лиходею, жалость, смешанная с уважением. На его месте она тоже предпочла бы умереть на воле – хоть ползком бы поползла. Ей хотелось скорее помочь ему, и она, чутко прислушиваясь к звукам лесной жизни, с нетерпением ждала прихода родичей.
Мужчины Ольховиков явились в лес целой толпой, притащили с собой на всякий случай и волокушу. После жарких споров – везти чужака на огнище или оставить здесь – решено было послать за Велемом. Ведун осмотрел чужака, повертел в пальцах его длинный черный волос и разрешил взять – нечистью и нежитью от него не пахло.
На огнище чужака уложили в пустой клети. Здесь Смеяна ободрала с него окровавленные лоскуты рубахи и надела другую, данную дедом Добреней. Потом она толком промыла, смазала и перевязала его рану на бедре, радуясь, что успела вовремя. И дело это досталось ей не потому, что она лучше других умела. Просто никто другой и не захотел бы прикоснуться к черноволосому чужаку, больше похожему на лесную нечисть, чем на живого человека.
В разгар ее работы он пришел в себя, дернулся, открыл глаза и попытался вскочить.
– Лежи! – резко прикрикнула Смеяна. Она сама испугалась от неожиданности. – Лежи смирно.
Чужак приподнялся, опираясь локтями о подстилку, посмотрел на нее, потом на свою ногу, над которой она ворожила, быстрым настороженным взглядом окинул стены и потолок клети. В его темно-карих глазах зрачок был почти не заметен, и Смеяну кольнула сладкая жуть: а вдруг и правда нечисть? Темные круги вокруг глаз усиливали сходство с выходцем из Навьего Подземелья, но взгляд чужака был вполне человеческим, живым, осмысленным и настороженным.
– Ты на огнище Ольховиков, возле того места, где бились, – стала рассказывать Смеяна. Чужак молчал в ответ, но она была уверена, что он ее понимает. – Я тебя в лесу нашла вот только что. Дед с дядьками в беседе сидят, думают, что с тобой делать. Гляди, Велем придет, еще примется проверять, не из навей ли ты. Да ты не бойся – ты живой, я знаю.
– Я тоже знаю, – вдруг сказал чужак.
Смеяна так удивилась, услышав его голос, что даже бросила перевязывать и подняла глаза. Голос у него был хриплый, а выговор чужой, не речевинский.
– А! – обрадовалась Смеяна. – А я боялась, что ты по-говорлински не знаешь. Как тебя зовут?
Но чужак промолчал, полуприкрыл глаза, спрятав блеск глаз. Лицо его стало таким отчужденным, что Смеяна не стала добиваться ответа.
В беседе тем временем кипел жаркий спор. Дед Варовит стоял за то, чтобы сегодня же послать в Славен весть для князя и княжича о том, что найден сбежавший лиходей.
– Его княжич в полон взял, он его по праву! – говорил старейшина. – Надобно вернуть!
– Он у княжича сбежал, на нашей земле оказался – теперь он наш! – возражал ему один из старших сыновей, хозяйственный и прижимистый мужик, прозванный Заботой. – Он парень молодой, крепкий! Работать будет! Да его на торгу продать – шесть гривен дадут, ей-Велесу, чтоб мне до жатвы не дожить! Или у нас, отец, лишнего серебра много? Вот за солью поедем – и его свезем.
– Или себе оставим! – поддерживал Заботу Изнанец. – У нас работы много – новое же поле надумали рубить, или ты забыл, отец? Нам самим холоп пригодится! Нам его Велес послал!
– Не к добру нам его оставлять! – спорил с ними осторожный Разумник, младший брат Варовита. – Черный у него глаз! Сами управимся! Продать, и дело с концом! И на огнище-то не надо было его… Да и увечный – какой с него прок?
– Ничего, за жерновом сидеть или в ступе толочь он и сейчас сможет! А что черный глаз – так у Велема глаз сильнее!