Лоуренс Брайэн
Утренний звонок
Брайэн Лоуренс
УТРЕННИЙ ЗВОНОК
- Нет ничего хуже, чем возвращение в твою жизнь бывшей подружки, особенно чокнутой, - сказал я, обращаясь к испещренному трещинами цементному потолку. Я лежал на жестких нарах и, будто завороженный, смотрел на ошметки серой краски, которые, будто летучие мыши, свисали с потолка моей камеры в Потоси - одной из "образцовых" тюрем штата Миссури. Потом перевернулся на бок и взглянул на своего сокамерника. - Давно ты здесь, Оскар? - Семь лет, четыре месяца и тринадцать дней. Хотя кто считает? Я оглядел крошечную каморку площадью семь квадратных метров, в которой провел уже девять месяцев, восемнадцать дней, семь часов и тридцать семь минут. Впочем, кто их считает, эти часы и минуты? Две койки, если их можно так назвать, толчок без крышки, рукомойник и какая-то тусклая металлическая пластина, которую незнамо почему называют зеркалом. Да еще Оскар, мой лохматый рябой сосед. - Слушай, до прогулки всего час, - сказал он. - Ты будешь рассказывать свою историю, или как? Знаешь ведь, что я не могу без свежего воздуха, Оскар растянулся на койке, тощий жесткий матрац при этом почти не промялся. Свежий воздух? Черта с два. Просто во время прогулок Оскар затаривается кокаином. Заметив, что он начинает терять терпение, я приступил к своему печальному повествованию.
Все началось примерно год назад. Я завтракал, когда зазвонил телефон. Джина, моя жена, сняла трубку, и женский голос попросил позвать меня. Поколебавшись, Джина неохотно вручила мне трубку, и меня передернуло от злобного взгляда темных глаз жены, от сердитого взмаха длинных тяжелых ресниц. Джина была чертовски ревнива. Не буду спорить: я действительно заглядывался на других женщин, но и только. Однако Джина этого не понимала, а посему бесконечно ссорилась со мной, обвиняя в изменах. А когда я говорил, что только глазею, но не трогаю, жена моя бесилась пуще прежнего. Я-де считаю ее некрасивой. Получался своего рода порочный круг, по которому наш брак вращался уже тринадцатый год. Не поймите меня неправильно: я очень любил жену. Она была страстной, чувственной женщиной, полной жизни и кипучей энергии. Но, увы, ревность разрезала ее цельную натуру, будто медная жила - толщу Скалистых гор. - Алло, - сказал я в трубку. - Бобби? Не догадываешься, кто это? Где-то на задворках сознания забрезжило смутное воспоминание. Наверное, какая-нибудь бывшая подружка, решил я и покраснел. Моя жена, от внимания которой мало что ускользало, заметила румянец, засопела и вихрем вылетела из комнаты. К моему удивлению, она не пошла в спальню и не сняла трубку параллельного телефона. - Нет, извините, не припоминаю, - ответил я со всеми на то основаниями. Но всему свое время. Дойдем и до оснований. - Это Диана. Диана Маккормик. Помнишь? Да разве такое забудешь? Диана Маккормик. Я встречался с ней примерно за год до знакомства со своей будущей женой. Это был бурный, страстный и короткий роман с печальным концом. Диана имела дурную привычку спать, с кем попало. Разумеется, никто не позаботился сообщить мне об этом, но я и сам дознался. Мы встречались уже месяцев шесть, когда как-то раз я спросил Диану, где она была накануне вечером, потому что подруга моя не пришла на свидание. "Как это - где? - ответила Диана. - С другим мужчиной. Или тебя это не устраивает?" Разумеется, это меня не устраивало, и последовала долгая бурная ссора. Соседи вызвали полицию. Меня повязали, а Диана орала, что убьет меня, если увидит еще раз. Прелестная девушка. С нее бы сталось. Короче, мы разошлись, а потом мне сказали, что она куда-то переехала. Вроде бы, на западное побережье. - Да, Диана, помню, - ответил я. - Помню, как ты велела мне не лезть в твою жизнь. - Дело прошлое, Бобби. Я тебя давно простила. Позвонила бы тебе раньше, да духу нехватало. Простила меня?! Да, с духом у нее, похоже, полный порядок. Но я - человек рассудительный и вежливый (жена называет это слюнтяйством), а посему не стал придираться к словам и сказал лишь: - Так зачем звонишь теперь? - Да вот, приехала навестить сестру. Подумала, может, ты захочешь повидаться. Ах, сестру? Ту самую, которую я считал жемчужиной их семейства. Дон была тремя годами моложе Дианы и щеголяла огненно-рыжей шевелюрой (Диана тоже рыжая, но малость потемнее). У нее была белая кожа, усеянная веснушками, и ясные зеленые глазищи. Помнится, Дон сходила по мне с ума, пока я встречался с Дианой. А когда старшая сестра сыграла со мной старую как мир шутку, я пару раз сходил на свидание с младшей. Но и этот флирт не затянулся: Дон была еще совсем ребенком (иными словами, не хотела ложиться в постель), поэтому я ее бросил. Дон обладала таким же необузданным норовом, что и ее сестра. Когда я сообщил ей, что все кончено, она впала в ярость и принялась швырять в меня всем, что попадалось под руку. Орала, что, мол, любит меня безумно, а я, мерзавец, нагло использовал ее. Эти сестрицы Маккормик то и дело бросались из крайности в крайность. Я слышал, что Дон перебралась в Нью-Йорк. Но теперь, похоже, обе вернулись, и это сулило мне разрыв сердца. - Э... не думаю, что это очень удачная мысль, - ответил я. - У меня жена и двое детей. Хотя приятно было поболтать. Не дожидаясь ответа, я повесил трубку и обернулся. К счастью, Джина вошла в комнату безножа, а то сделала бы из меня собачий корм. - Кто это был? - вопросила она, сверкая прекрасными темными глазами. Ее смуглое лицо сделалось мрачнее тучи. Мы с Джиной составляли довольно живописную парочку. У нее были агатово-черные, по-детски шелковистые волосы, вечный загар и темно-карие глаза, а у меня - белобрысые кудри, бледная кожа и синие зенки. Интересно, слышала ли Джина мой разговор? Если она уловила хотя бы концовку... - Диана Маккормик, - сказал я, хотя в голове у меня теснились самые разнообразные лживые ответы. Но я - слюнтяй, а посему сообщил Джине правду. - Женщина, с которой я встречался до нашего знакомства. Она хотела меня видеть. Джина занесла руку, я попытался защитить лицо, но она двинула меня в солнечное сплетение. Моя жена - существо чуткое, с мгновенной реакцией. Она сначала бьет, а уж потом требует объяснений. Причем удар у нее тяжелый, хотя сама Джина весит всего девяносто фунтов и имеет рост пять футов. Я согнулся пополам, обхватил руками живот и прокряхтел: - Я ее отшил и бросил трубку... - Ну-ну, подонок. А где она раздобыла номер? - Может, в телефонной книге? Джина развернулась и пошла прочь. Весь остаток дня и, разумеется, всю ночь меня для нее не существовало. Я надеялся, что этим дело и кончится. Пройдет какое-то время, и Джина угомонится. Как же я ошибался! На следующее утро, примерно в тот же час, телефон зазвонил снова. Джина пулей вылетела из-за стола, окинув меня взглядом, говорившим: "Только шевельнись, скотина, и ты покойник". Я прирос к месту. - Алло? О, нет, мне очень жаль, но он не может подойти к телефону. Я же сказала: не может он. Слушай, ты, стерва, ему нет до тебя дела, так что не трудись накручивать диск. Джина с грохотом опустила трубку. Я хихикнул и посоветовал ей отключить телефон. Это было неудачное замечание. Джина запустила в меня трубкой. К счастью, провод оказался коротковат, и она упала на пол в футе от меня. - Твоя бывшая шлюха, - сообщила Джина, хотя в этом не было никакой нужды. - Если ты велел ей катиться, какого черта она продолжает трезвонить? - Полагаю, я до сих пор неотразим, - я успел пригнуться, и кастрюля пролетела над моей головой, оставив весьма живописное пятно на стене. Похоже, мне на роду написано находить нервных девиц. Должно быть, они уравновешивают мою собственную мягкую и спокойную натуру. - Слушай, Джина, эта девка чокнутая, - сказал я и поведал ей о своем расставании с Дианой. Но убедить не смог, и мне не оставалось ничего другого, кроме как спустить это дело на тормозах. Как назло, тормоза сломались. Четыре дня кряду телефон звонил то утром, то вечером. Трубку всегда снимала Джина, и на другом конце линии сразу же давали отбой. Но мы знали, кто это. Дошло до того, что моя жена вообще отказалась покидать дом без меня, и я был вынужден таскаться за ней повсюду, даже в парикмахерскую. Где-то через неделю звонки прекратились, но тормоза по-прежнему не тормозили. Как-то в понедельник я пришел с работы, и жена сунула мне под нос клочок бумаги. На шее Джины набухли вены, губы шевелились, но издавали лишь какое-то неприятное верещание. Пока я читал записку, моя жена яростно сопела. Содержание послания было вполне заурядным - просьба о встрече, подкрепленная угрозой на тот случай, если я откажусь. Угрожали мне, не Джине, а авторство не вызывало сомнений. Но, как выяснилось, эта записка была только цветочками. В конце концов Джина обрела дар речи и сдавленно промолвила замогильным голосом: - Эта стерва всучила записку Ники. Он говорит, что какая-то рыжая чокнутая баба подошла к нему в школе и сунула бумажку. Я вызвала полицию, - она заплакала. Впрочем, "заплакала" - не то слово. Заревела в три ручья. Колени Джины подломились, и она упала в кресло. Никогда прежде не видел я свою жену настолько потрясенной и напуганной. Честно говоря, я тоже струхнул. Диана всегда была непредсказуема, а теперь выяснилось, что она может быть опасна. Полиция, по своему обыкновению, ничего не могла сделать. Меня попросили дать словесный портрет Дианы, и я рассказал все, что не успел забыть за пятнадцать лет: рост пять футов пять дюймов, в теле, но не толстуха, темно-рыжие волосы до плеч, маленькие бегающие карие глазки, миниатюрный носик. Потом легавые посоветовали нам "транспортировать" (они так и сказали) наших детей в школу и какое-то время приглядывать за ними повнимательнее. Судя по их виду, полицейские считали, что обычно мы не смотрим за детьми, и нас надо лишить родительских прав. И, наконец, велели сообщить, если что-нибудь случится. Я был слишком потрясен, чтобы воспринимать содержавшуюся в записке угрозу серьезно. А жаль. Почти две недели от Дианы Маккормик не было никаких вестей, но мы кожей ощущали ее присутствие. А потом, часов в пять вечера, Джина позвонила мне на службу. - На нашей улице стоит машина! - в страхе сообщила она. - Большущий "бьюик". Я уже видела его. В машине сидит женщина. Бобби, возвращайся домой. - Успокойся, Джина. - Это лучшие слова, которые можно сказать охваченной ужасом женщине. Услышав такое, они обычно впадают в ярость, и моя жена не была исключением. - Что ты мелешь, будь ты проклят! Мигом домой! Я звоню в полицию. Она швырнула трубку, и я помчался домой, сказав начальнику, что у меня захворал ребенок, и надо помочь жене. Когда я завернул в наш квартал, мимо проехал синий "бьюик", показавшийся мне знакомым. Вдруг я вспомнил, что за последние две недели несколько раз видел эту машину рядом с домом. И никогда не видел ее до того, как начались звонки Дианы. За рулем сидела женщина. Солнце слепило, и я не смог толком разглядеть ее лица, но заметил рыжие волосы. По спине пробежал холодок, и я принялся молить бога, чтобы с Джиной ничего не случилось, а дети не играли на улице. Миновав еще три угла под визг покрышек, я подкатил к дому. - Ты видел ее? - закричала Джина, выбегая мне навстречу. - Да. Видел машину. Не знаю, кто сидел за рулем, - солгал я сквозь стиснутые зубы, потому что у меня не было ни малейших сомнений относительно личности водителя. Я все понял, когда почувствовал, как шевелятся волосы на затылке. - Господи, Бобби, что же нам делать? - она прильнула ко мне и снова разревелась, хотя прежде у нее не было такой привычки. Она не плакала даже на похоронах своего отца. Но теперь мы стояли посреди зелено-бурой лужайки и тряслись от страха. Я так и не выяснил, почему Диана убралась до моего появления. Она не могла знать, что я уеду с работы раньше времени. Но, по-моему, жена кое-что от меня утаила. Она наверняка подходила к машине. Я заметил, что один из моих охотничьих ножей, хранившихся в шкафу, лежит не на своем месте, но решил не обсуждать эту тему. Синяя машина больше не показывалась, и наша жизнь почти наладилась; Джина, правда, продолжала оглядываться и смотреть в зеркало заднего обзора, сидя за рулем, и волновалась, когда кто-то из детей исчезал с ее глаз. Но в остальном все вроде как забылось. Увы, ненадолго.Вскоре звонки возобновились. В первый раз трубку сняла Диана.Моясмуглокожая итальянка побелела как мел и молча положила трубку. Но на этот раз телефон сразу же зазвонил снова. Теперь ответил я. - Пожалуйста, не бросайте трубку, мне надо сообщить вашему мужу нечто важное... - Слушай, Диана, сука ты чокнутая, оставь нас в покое! - гаркнул я и швырнул трубку на рычаг. Телефон зазвонил опять. Джина бросилась к нему, отпихнув меня прочь с такой силой, что я врезался в холодильник. - Ты не слышала, что сказал мой муж, больная потаскуха? Не лезь к нам! внезапно Джина выказала дивную изобретательность, и я, при всей серьезности положения, не смог удержаться от смеха. - Наш телефон прослушивает полиция. Тебя найдут и посадят! - Она бросила трубку, громко выругалась и отключила телефон. Я счел за лучшее не напоминать ей, что в доме есть еще два аппарата. Но звонков больше не было. Возможно, до Дианы наконец-то дошло. Теперь я жалею, что не поговорил с ней, когда она позвонила в последний раз. Не сделав этого, я допустил роковую ошибку. Спустя неделю мы с Джиной возвращались из Сент-Луиса после похода в театр. Джина сидела за рулем, потому что ей не нравилась моя манера водить машину. На шоссе 270 есть короткий спуск с перепадом футов в двадцать. Внизу стоят домики и деревья, а ограждения на этом месте нет, потому что идут ремонтные работы. Мы оживленно обсуждали забавное представление, когда Джина подняла глаза, взглянула в зеркало заднего обзора и испуганно пробормотала: - О, господи. Я оглянулся и увидел быстро нагонявшую нас машину. Было слишком темно, и я не мог сказать, какой она марки и какого цвета. Я струхнул, но в самое последнее мгновение машина вырулила в соседний ряд и обогнала нас. Это был большой темный "бьюик". Мне пришлось отобрать у Джины руль, чтобы удержать нашу машину на дороге. - Это она. О, боже, это она! - срывающимся голосом проговорила Джина. Я надавил на клаксон, чтобы привести жену в чувство. - Успокойся. Из-за тебя мы попадем в аварию. Вероятно, это просто похожая машина. Я надеялся, что Джина не заметит слабости моего довода. Она бросила на меня убийственный взгляд, полный страха и злобы. К счастью, напугавшая нас машина вскоре скрылась из виду. Мы приблизились к крутому спуску. Джина все еще была в оцепенении, но вела машину ровно, в крайнем правом ряду, без превышения скорости. Я посмотрел налево, и у меня замерло сердце. - О, черт! - Что такое, Бобби? Я вскрикнул. Мой истошный вопль напугал не только Джину, но и меня самого. - Осторожно! - заорал я. - Тормози! Но было поздно. Машина, которая совсем недавно обогнала нас, теперь мчалась в левом ряду. Внезапно она резко рванулась вправо и ударила нас в борт. Джину бросило на меня, наша машина слетела с дороги и устремилась вниз по насыпи. На миг мне почудилось, что я на американских горках. А потом - оглушительный грохот и темнота.