— Позволь! — почти натурально возмутился он. — А я что, без накрутки должен товар сбывать? Нашла дураков!
Если бы в этот момент на лестнице сверкнула молния и грянул гром, незваная гостья получила бы меньшее потрясение, чем от этих слов. На ее лице, сметая друг друга, пронеслись испуг, неописуемое изумление, растерянность и сомнение. И тут же все эти промелькнувшие тени чувств покрыли гнев и возмущение.
Она поверила в розыгрыш Ивана Васильевича и теперь, приняв агрессивную позу, сверлила его ненавидящим взглядом. Хорош гусь! Выше высшего предела пену загнул! Вот и верь после этого людям!
Мгновенное перевоплощение из забитой овечки в разъяренную мелкую хищницу, готовую кусаться и царапаться с неожиданно возникшим собратом по коммерции, было настолько забавным, что Иван Васильевич с криком: «Нина, нет, ты только представь, она поверила!» — раскатисто захохотал.
Торговка, как ошпаренная, кинулась вниз по лестнице и при этом чуть не сбила с ног Цыплакова, соседа Сизовых по этажу, который поднимался ей навстречу.
— Ты чего? Что тут у вас происходит? — спросил он хохочущего Ивана Васильевича.
— Ты понимаешь… Я ей… Нет… она… она поверила! Ха-ха-ха!
Иван Васильевич понял, что вряд ли ему удастся словами передать весь комизм возникшей только что ситуации. К тому же его не отпускал какой-то вирусный, внезапно налетевший хохот. Он махнул рукой и сказал:
— Прогнал, понимаешь, челночницу. Выгнал навсегда.
— Правильно сделал! — поддержал его Цыплаков. Он подошел к перилам и посмотрел в проем лестницы. — Во, смотри, как улепетывает, вон даже туфлю потеряла! — сказал он и обернулся к Ивану Васильевичу. — Однако, Иван, чем ты ее так напугал?
— Смехом, — сказал Иван Васильевич, зашел в квартиру и закрыл за собой дверь, увлекая за собой встревоженную шумом Нину Сергеевну.
ПЕРВАЯ КНИЖКА
— Вера, победа! — еще с порога закричал жене Синицын и, как вихрь, влетел в комнату. — Выходит моя первая книжка! Ура! Только сейчас почувствовал, как голоден!
Синицын потер руки и с наслаждением понюхал воздух.
— Ах, наважденье, — блаженно пропел он, — чую пирог с капустой!
— Кому ты посвятил свою книжку? — холодно осведомилась Вера и увернулась от распростертых объятий мужа.
— Я…Мы… — осекся на полуслове Синицын и дернул головой, точно шею его захлестнула петля от ловко наброшенного лассо.
— Все ясно: я этой чести не удосужилась, — с горькой убежденностью сказала Вера и медленно осела на стул, как будто ее подкосило неприятное известие. Синицын с тоской понял, что до пирогов еще очень далеко.
— Ах, боже мой! — всплеснул он руками. — Только без трагедий! Пойми, выходит моя, нет, наша книжка — это главное! О-о-о!..
— Уйди!
От Вериного крика в серванте что-то жалобно задребезжало. Синицын затравленно оглянулся и поспешно ретировался к окну.
— Вот, вот тебе благодарность за все! — надломленным голосом великомученицы запричитала Вера. Она закрыла лицо руками и уронила голову на стол. Ее остренькие лопатки затряслись от горьких рыданий.
Синицин метнулся в спальню и быстро накапал в стакан валерьяновых капель. Он вновь почувствовал себя представителем сильного пола.
— Выпей, дорогая, — уговаривал он теперь нежным голосом, — что ты, девочка, так расстроилась? Гонорар же весь твой. Опять слезы. Ну, хорошо, следующую книжку я посвящу только тебе. Да, ты давно заслужила это!
Синицын драматическим жестом ударил себя в грудь и опять понюхал вкусные запахи, текущие из кухни. Его жена, всхлипывая, пила валерьянку, вызванивая о зубы краем стакана.
— И-и-и… о-о-о — утешил, — горько прорыдала она. — Может, это была твоя первая и последняя книжка!
ПРОТЕКЦИЯ К ЭСКУЛАПУ
У Олечки Поповой ужасно разболелись зубы. Глядя на ее бледное, осунувшееся лицо, сердобольные сотрудники настоятельно потребовали:
— Не мучайся, сейчас же отпросись у начальства и иди в поликлинику! Знаешь, этим не шутят!
— Ой, боюсь! Ой, боюсь зубы рвать! — ужасалась Олечка. — Я же не выдержу, помру! Ни за что не пойду.
Но что поделаешь, ведь с зубной болью полюбовно не расстанешься. Как ни крепилась Олечка, а все же незадолго до конца работы она отпросилась у начальника и пошла. Пошла, но только не в поликлинику, а к доктору Зубахину, который принимал по знакомству пациентов у себя на дому в прекрасном полутораэтажном особнячке.
Направила ее к нему тетка, к которой Олечка обратилась за советом по телефону.