— Ну вот, а теперь у меня нет ни пистолета, ни чемодана! — раздался откуда-то из угла голос мадам Тубой. — Вы за это еще ответите!
5
Джип притормозил: дамба упиралась в прямое как стрела, похожее на земляной вал шоссе. Основы его были заложены еще древними римлянами, строили его как дорогу для войск: оно пересекало зыбкую долину, заливаемую по весне водой. По шоссе непрерывным потоком двигались танки и самоходные орудия.
У Бицо неожиданно закружилась голова. Он забыл все: и случай с наганом, и страх, и строительство нового моста. У него было ощущение, будто он, не сводя глаз, наблюдает не за колонной машин, а за безбрежным, пенящимся, волнуемым ветром, водным простором. Казалось, что уже прошло несколько часов, дней, лет…
Танковый поток раза два вытолкнул и даже развернул их нахальный, настырный джипик, но потом, открыв ему просвет, впустил в колонну, поглотил и понес, качая, вперед — так река при наводнении несет деревья.
Из этого потока их выбросило в самом центре села, на середине крутого поворота, и Бицо, вырвавшись из непривычного шума, грохота и лязганья, увидел наконец, где расположена военная комендатура, о которой ему говорил переводчик.
Перед ними лежала крепость, бывшая резиденция Ференца Надашди, победителя турок: приземистый, вызывающий к себе уважение, высеченный как бы из одного камня и вытянувший шею огромный ящер. Ноги и хвост ящера — массивные, заросшие кустами угловые башни. Шея и голова — главная башня, которая сама по себе была мощным укреплением. Она находилась впереди, возвышаясь над главными воротами, в конце аллеи выстроившихся, как на парад, пик — тополей.
Раньше во двор можно было свободно зайти, особенно на пасхальной неделе, когда часовня замка становилась местом общих богослужений, однако дальше двора нельзя было и шагу ступить. Герцог, какой-то по счету Ференц, потомок королей Баварии, хилый, неуклюжий и сгорбленный, запретил посещения и слышать о них ничего не хотел.
Ему принадлежали и замок, и красивейшие в области Ваш хвойные леса, и все черноземные поля вокруг села.
По какому праву, спрашивается?
Об этом могли бы рассказать только документы заговора Вешшелени[5] да брачные контракты германских герцогов.
Точно известно одно: в 1671 году, то есть вскоре после казни Ференца Надашди, замок стал чужой добычей, лакомым, жирным куском, отданным на поживу. Он превратился в резиденцию высокомерных, слабонервных, трясущих головой «высочеств», которые ни слова не знали по-венгерски…
Из главной башни широкая маршевая лестница из дуба вела наверх, в просторный раззолоченный зал в стиле барокко. Стены и потолок были покрыты богатой росписью: внизу — на библейские сюжеты с убийствами, изображенными очень впечатляюще, а на потолке — решающие моменты сражений при Дьере, Папе и Каниже.
Почти беспрерывно звонил телефон, сновали взад-вперед солдаты, откуда-то приплелась нервная пятнистая легавая. Неожиданно зажглась похожая на рождественскую елку хрустальная люстра, позвякивавшая подвесками.
Бицо, которого недружелюбный автоматчик со шрамом отвел к стене, приказав ждать, ошеломленно оглядывался и моргал: так вот каков этот замок изнутри! Целый мир должен был развалиться, чтобы Бицо попал сюда. Пусть приведенный по приказу, пусть под вооруженным конвоем, но наконец все-таки он увидел его!
«Когда-нибудь здесь будет музей, — подумал Бицо, — музей Яноша Сильвестера Эрдеши, Шебештьена Лантоша Тиноди, Иштвана Мадьяри[6], которые, пользуясь покровительством магнатов Надашди, вписали свои имена в историю венгерской литературы… Год-другой, и народ может увидеть здесь под стеклом оригинал «Нового завета», изданного в 1541 году типографом, переводчиком и исследователем языка Эрдеши, прочитать написанные им строки, заставляющие и сейчас быстрее стучать сердце:
Может быть, тут по сохранившимся описаниям восстановят и его типографию, чтобы это было уроком для всех: пусть видят первую, примитивную еще печатную доску, с которой Эрдеши печатал свои первые венгерские книги. На стенах повесят доспехи, шлемы, мечи. В башенном зале выставят допотопные ружья и короткие приземистые пушки.
Трагичные, бурные времена, память о турецком рабстве, о котором Тиноди, однорукий певец, с такой болью писал в своей «Хронике» 1554 года:
5
Заговор венгерских аристократов и дворянства против господства Габсбургов в 1664—1671 годах. Выступление заговорщиков окончилось неудачей, их руководители, в том числе и Ференц Надашди, были казнены в 1671 году. —