— Захватив с собой все продукты, — презрительно перебил Юра. — Предатель!
Гриша покраснел, возмущенно крикнул:
— Ты врун! Слонялся где-то полгода! Связался с какими-то ворами. Где взял то, что на тебе? А? На инопланетян не кивай! Не пройдет!
— Тихо! — с нажимом сказал воспитатель. — Вы слышали, Костенко и Яровая? Слышали? Вы добрались до гор Памира? А дальше что было с вами? Где вы были все лето? Что ели? Где взяли эту одежду? Я серьезно вас спрашиваю. Мы должны доложить на педагогическом совете все до мелочей. Скоро приедет новый директор. Что мы ему скажем? Сказочку расскажем? Да? Про… чудесный полет?
— Так это же правда, — взволнованно сказал Юра. — В горах мы нашли ракету… точнее, летающий аппарат… а потом полетели в космос… Иван Петрович, почему вы так страшно смотрите? Я же ничего не придумал!..
— Хватит врать! — еле сдерживаясь, процедил Андропов. — Чепурной, открой медицинский изолятор. Там они переночуют. Соловенко, марш к себе. Завтра — педагогический совет. Подумайте до утра. И дадите полный отчет о трех месяцах своих путешествий. Вот так. Не признаетесь — отправим в другой интернат. Пусть еще там с вами помучаются. А теперь — идите…
…Машина весело мчалась по проселочной дороге среди пшеничных полей. Золотые волны катились к горизонту. Теплый ветер шаловливо гнал густые клубы пыли над нивами, скрывая налившиеся колосья пушистой серой пеленой.
На ухабах подбрасывало, и тогда Юра крепче сжимал тоненькие пальцы Светланы, замирая от радости и нежности. А девочка улыбалась, рвалась навстречу певучему степном ветру, тихонько мурлыкала какую-то песню.
Иван Петрович недовольно кашлянул. Никогда ему не приходилось встречать таких подростков. Таких испорченных, таких невоспитанных! Откуда это в них? Взялись за руки, поют, радуются. Будто и не было вчера педсовета, будто это не их переводят в другой интернат!
— Юра, — резко сказал Андропов. — Брось руку!
Юра невинно спросил:
— Куда бросить?
Андропов вскипел.
— Оставь в покое руку Светланы.
— Она же не против, — мрачно сказал Юра, отворачиваясь.
Этого воспитатель уже не мог выдержать. Он угрожающе сказал:
— Вы, что себе думаете? На что надеетесь? Думаете, новые воспитатели погладят вас по головке?
Синие глаза Юрки лукаво блеснули. Он смиренно опустил веки и тяжело вздохнул.
— Мы исправимся, Иван Петрович. Исправимся. Благодаря вашему мудрому решению — отправить нас в другой интернат…
Воспитатель аж захрипел от возмущения, хотел что-то ответить, но машину подбросило, и он прикусил язык.
— Сдам вас, как неисправимых, — холодно процедил Андропов, глядя ледяным взглядом на Свету и Юру.
Юрка вспыхнул от обиды. Голубые глаза потемнели, золотой чубчик, казалось, нахохлился.
— Вы… не верите нам! Вы — черствый человек!.
Ссору между воспитателем и учениками прервал автомобильный сигнал. Навстречу грузовику, в котором ехали воспитанники, из долины выскочила голубая «Волга». Из окошка выглянул незнакомый седой мужчина. Он махнул рукой. Легковая машина остановилась. Остановился и грузовик. Андропов взглянул на мужчину, довольно улыбнулся.
— Николай Сергеевич! Наконец-то! Здравствуйте!
Мужчина захлопнул дверцу «Волги», подошел к машине, с интересом посмотрел на детей, кивнул Андропову.
— Здравствуйте. Кто это с вами?
— Те же. Костенко и Яровая. Беглецы. Вчера был педсовет. Жаль, вас не было. Не признались ни в чем…
— А в чем надо было признаться?
Андропов соскочил с кузова, подошел к мужчине, наклонился к нему, зашептал:
— Темная история. Вы же знаете — их не было целое лето. Кушать им надо было? Надо. Жить где-то надо? Надо. Мы их приперли! Где? Что? Как? Чем кормились? Где взяли одежду? Гляньте, какие у них наряды. Ясно — украли. А они в один голос твердят, что были на Венере…
— Как, как?
— На Венере. В один голос. Мы — к психиатру. Врач говорит, что здоровы. Итак — симулянты. Скрывают какое-то преступление. Мы не можем держать их у себя, они скомпрометировали наш интернат… Думаю, товарищ директор, что вы не будете сожалеть о таких…
— Хм… хм…
Новый директор исподлобья глянул на раздраженного Андропова, на мальчика и девочку, которые настороженно ожидали в кузове, не зная, о чем идет речь. Потом он мотнул головой, засмеялся.
— Сложная история. А вы расспросили их, как там?