Выбрать главу

— Эй, беспамятные, хватит трепать имя Божье! Разве вы не просили Его о чем-то подобном вот уже две тысячи лет? И не выходили на крыши сто лет назад, поджидая Мессию на облаке?

Не обращая на святотатца внимания, люди в доме продолжали беседовать, безмятежно вспоминая о счастливых днях в деревне, о чудесах местных цадиков, или тем же мирным тоном рассказывали, что произошло с их народом после пришествия новых амаликитян, об оскорблениях, насилиях и днях траура, постигавших их с той поры, и о том, как прольется на них всех искупительное сияние Божьей благодати. Супруга молодого человека повела плечами и мечтательно спросила рыжебородого, того, кто предложил приют Хаиму и его братьям:

— Рабби, когда мы завтра прибудем в Иерусалим, найду ли я там моего мужа, отца моих детей?

Рыжебородый старец молча кивнул. А женщина меж тем вдруг продолжила, улыбаясь и плача одновременно:

— Рабби, но это не будет настоящим чудом.

— А что было бы в твоих глазах настоящим чудом? — спросил ее тот.

Она поколебалась несколько мгновений, но все же продолжила:

— Рабби, они посадили моего мужа на бочку и сначала вырвали ему бороду, чтобы он не был евреем, а затем раздели его и вырвали ему все из живота, чтобы он не был мужчиной. Так вот, рабби, чудо, если я найду его таким, как раньше. В точности таким, как раньше.

— Все так и будет, милая дщерь Израилева, — благодушно отозвался он.

Женщина в растерянности сжала обеими руками виски:

— Рабби, если ему вернут только тело, это не будет истинным чудом. Чего я прошу у Господа, так это чтобы и следа от той пытки не осталось в его памяти. Чтобы он все забыл!

Старец не выказал ни малейшего удивления:

— Но это же самое малое, что ты вольна требовать, дщерь Израиля. Так и случится, если на то будет воля Божья, ибо Он — Элохим, то есть Всемогущий.

Однако женщина все не унималась:

— Рабби, но, если он не будет помнить, что с ним было, и это не истинное чудо. Истинное чудо — если все, что было, станет небывшим.

Старый раввин какую-то секунду поколебался, потом вопросил дрогнувшим голосом:

— А ты думаешь, что это вправду случилось? Ты действительно так думаешь?

Тут кто-то, невидимый во мраке, подытожил:

— Мир станет таким, как будто раньше его вообще не было.

— Да, таковым станет мир, — закивал рыжебородый, и по всей темной комнате, освещаемой только в центре едким светом карбидной лампы, пробежала волна удовлетворенных вздохов.

Из соседнего дома донесся истошный вопль, послышался топот бегущих ног. Здесь же зажгли сальную свечку, из тех, что изготавливались в самом гетто, и начали творить минху, дневную молитву. После нее, сдвинув подстилки к стенам комнаты, расчистили ее центр, чтобы образовалось пустое пространство, и съели последнюю трапезу из тех, что совершались в здешнем нечистом, демонском мире. На это пошли все, какие имелись, сбережения коммуны: были рубленая селедка и говяжий язык, картошка, достали даже лекех, праздничный пирог-медовик. Раввин сказал, что приход Мессии можно сравнить с окончанием кошмара: надо протереть глаза и убедиться, что все было ложью и только теперь начинается правда. На этот счет высказывалось множество разных замечаний. Хаим держался чуть в стороне, младший братишка спал на его коленях. Он случайно перехватил странный взгляд, которым обменялись молодой муж женщины, требовавшей чуда, и юная супруга лысого человека с челом грамотея. Молящий взгляд юноши плохо поддавался истолкованию, но в глазах девушки на какую-то секунду мелькнула та же искра, которая осветила когда-то лицо Рахели в тот незабываемый вечер на горе, когда та водила по своему телу руками мальчика и он слышал: «Ой, Хаимчик, раввинчик, голубчик! Теперь я наконец совершенно чиста, с ног до головы, словно только что вышла из ритуальной купели!..»