— За эти годы уже и пора бы. Вон города — из разрухи военной поднялись новые. А Магадан все еще как старый подросток. Бороду имеет, а штаны не научился застегивать.
— Это мы не умеем? Да мы, если хотите знать, по закалке выше любого города стоим! Попробуй те — переживите, перенесите с наше! Да. Мы и с бородой умеем детьми оставаться. А вот вы со своим представлением о нашем Край нем Севере — верно, без пеленок, враз стариками рождаетесь. А мы еще и радости роста хотим видеть. Вон смотрите. Граф идет. Бывший вор. Теперь магаданец. Вернулся к нам после освобождения. Съездил в свои места. Нигде не смог устроиться. Без прописки на работу не берут. Без работы — жилье получить невозможно. Вот и возвратился. Ему квартиру дали однокомнатную с удобствами. Что ни говори — человек пятнадцать лет наш город строил. И теперь свой тридцатый дом заканчивает. У нас с вами ни одного на счету нет. Кого мы таким порадовали? А у него что ни дом, так семьдесят семей. И все его друзья.
— А воровской стаж у него каков?
— Пять лет. Гораздо меньше рабочего. Видел я, как он ключи от своей квартиры целовал. Сказал тогда: здорово, знать, не совсем пропащий, коль в собственном углу дожить суждено.
Яровой смотрел вслед человеку. Тот шел, заложив руки за спину, — так и не отделался от зэковской привычки. Но уверенно шагал. Видно, перестал глаза от людей прятать.
— Побег предотвратил этот Граф. Групповой, — вспомнил вслух Бондарев. — Это в войну было. Зэки решили сбежать. Мол, в такое время кто искать будет? Хотели в Якутию податься на лесоразработки. Оно хоть и условия там немногим лучше, чем у нас, но все ж на воле. Ну а Граф у них «бугром» был. Негласным главой барака. Бригадиров еще так называют зэки. Короче, пронюхал он. Одному ему ведомо как. Ну и вкинул им…
— А не было ли оговора?
— Исключено. Несостоявшиеся беглецы признались потом, за что их Граф на кулаки взял. Что делать? Не все вяжется в натуре человеческой с нашим представлением о ней. Воры тоже не бывают по одному стандарту. У этого Графа, между прочим, в первый же год войны семья погибла. Под Курском. Но Графа на фронт не взяли. Вот, видно, и не хотелось человеку, чтоб здесь, в глубоком тылу, замерзали люди. Ведь в то время каждый побег — это был своего рода саботаж строительных работ.
— Человечный вор. Семья у него новая есть?
— Имеется. Двое сыновей. Кстати, старший юристом будет. На первом курсе учится. Усыновил он этих ребят…
— Сколько же лет Графу?
— У нас возраста нет. На Севере, может, знаете, год работы нынче за два засчитывается. И не случай но. Так что у нас пока человек работает — мужчиной считается. Без возраста.
— А пенсионеры?
— У нас их почти нет. Все работают.
— Удивительно…
— Для кого как, — тут же откликнулся Бондарев. — Ведь вот когда ваши дети пробуют первые яблоки, наши еще по колено и снегу ходят. А когда ваша ребятня вдоволь ест арбузы, наша уже па реке по льду катается. Но нет, молодежь Севера не несчастна. Она имеет возможность жить в теплых краях, и институты заканчивает. Но не тянет ребят ни на юг, ни в среднюю полосу. Здесь, в нашем краю, их деды и отцы каждый дом руками, сердцем обогрели. Дыханием своим. Сурова наша Колыма и, пуще того, Чукотка. Только сильные тут выживают. Попробуй, пересели на ваше солнце куропатку. На что неразумная птица, а и она не выдержит, с тоски погибнет. Без наших снегов, мороза, без наших цветов и воздуха — нет ей жизни. А северянину и подавно. Он всего себя в эту сторонку вложил. Как дитя в ладонях грел. Да что там… я сам в отпуске когда бываю на юге, долго не выдерживаю. Через месяц свет не мил кажется. И уж ничто не в радость. Хочется водицы своей — студеной до боли в зубах. Рыбы нашей. Вы ели корюшку? Только что выловленная, она свежими огурцами пахнет. А вяленая либо копченая, да еще с пивом — ничего лучшего нет. А наша селедка… Одна на два килограмма тянет. И жирная, как поросенок. А наши зайцы, утки, олени! Им цены нет. Ешь и за ушами пищит. А грибы! Их у нас лопатой собирать можно. Олени, так те одни подосиновики едят. Отборные. А ягоды!.. Да на что нам теплые места! Что человеческому сердцу ближе-то и греет. Вы поглядите на наши рябинки осенью! Дух захватит. Малиновым, багровым цветом охватятся — красота! Глаз отвести невозможно. Вот к нам — многие приезжают. А остаются — не все…
— После лагеря?
— Я о вербованных. И не потому, что им здесь не нравится. Сама природа естественный отбор делает. Оставляет тех, с кем не грех и силой померяться. Столкнуться в поединке. Слабых выкидывает. Не признает. Ломает. Болячками разными напичкает.