— В этих перстнях я не очень разбираюсь. Но вот однажды из-за настоящего хорошего перстня чуть мужика одного не ухлопали. Капитана дальнего плавания. Он к нам попал после аварии, которую его судно в море потерпело. Так вот у него перстень был с сапфиром. Синим-синим. Глаз от него нельзя было отвести. Настолько красив. В золото вправлен. От деда достался в память. Тот еще при царе моряком в загранку ходил. Воры и приметили этот перстень. Стали вокруг того капитана виться. А он ни в какую. Как на грех, приглянулся сапфир «бугру» воров. Тот прямо-таки во сне видел сапфир на своей руке. Ведь синий цвет — цвет удачи и мужества. Да к тому же обрамление — червонное золото самой высшей пробы. Так вот этот «бугор» решил во что бы то ни стало тем перстнем завладеть. Но как? Вначале его кенты подошли к тому мужику по-хорошему, дружбу предложили, опеку свою. Тот не отреагировал. Уже наслышался, что даром воры ничего не сулят. Ну и ответил, — мол, век с фартовыми не знался и знаться не хочу. Тогда они стали называть цену за перстень. Он тоже отказался. Обмен навязывали… — Бондарев сделал паузу, как бы дожидаясь вопросов.
— А на что обменять? — удивился Яровой.
— На теплую куртку. Кому-то с воли прислали. Она, конечно, теплее телогрейки. Но перстень был очень дорог капитану и он снова отказался. Ну что тут делать? Решил «бугор» силой завладеть этим перстнем. А капитана ухлопать. Но своими руками не хотел и обратился к двоим. У них на среднем пальце руки был выколот перстень с агатом. Это черный полудрагоценный камень и носили ею все, кто причастен к банде «Черная кошка». А камень этот — символ ночи, мести. Эти двое работали рядом с бригадой, в какой был капитан. Вот как-то они на перекуре и предложили ему сыграть и карты. А он им и отвечает, что кроме преферанса ничего не признает. Мол, после работы пульку расчертим. А плебейские игры только мозг засоряют. Эти двое согласились. В преферансе они секли. Но для игры нужно четверо человек. И убийцы предложили человека из своей компании. Но капитан — не дурак. Уперся, настоял, что прямого партнера он себе выберет сам. Те вынуждены были согласиться, предупредив капитана, что играть будут на деньги. Капитан согласился. А вечером после ужина подошел к бригадиру. Рассказал ему в чем дело. Тот долго не раздумывал. Снял с капитана перстень, припрятал его от греха и соблазна подальше. Бригадир играть в преферанс не умел. Но знал наперечет всех, кто в этой игре силен. Вот и позвал одного. У того на руке пиковый туз был выколот. А на пальце перстень с камнем рубиновым. В виде бубнового туза. Это картежные шулеры такое имели. Он за это и сел. Так вот, — откашлялся Бондарев, — они в назначенное время и ждут, те бандюги. Глянули на руку капитана, видят— перстня нет. Поняли, что догадался. А когда увидели напарника, вовсе разозлились. Он их не раз не только без зарплаты, а и голодными оставлял, и «гардероб» выигрывал. Догадались, что неспроста капитан взял с собою шулера. Решили, что знают они друг друга. Ну и, проиграв через час все деньги, какие у них с собою были, схватились за ножи.
— Где они их взяли?
— Из гвоздей сделали. Сами.
— А разве вы их не проверяли?
— Сегодня отберу — завтра новые готовы.
— Что дальше было?
— А что? Шулер в картах силен. А драться на ножах не умел. Увидел их — и ходу от капитана и от этих двоих. Ну а капитан — мужик не промах. Силенок хватало.
— Понятно. В дальнее плаванье задохликов не посылают, — встрял майор.
— У первого он нож ногой выбил. И головой в живот. К стене барака припечатал. Да так, что из него, если б не телогрей ка, все кишки на десяток метров разлетелись бы. Но второй успел капитана ножом в бок ткнуть. Капитан за бок схватился. Но все же поддел бандюгу. Сапогом в пах… А из-за барака— сам «бугор». С финкой на капитана. А у того крови полный сапог. Сознание мутит. Шаг сделал и свалился в ту же секунду. «Бугор» нему. На бандюг не оглянулся, не посмотрел — живы ли они? Враз по карманам шарить стал. Ну а шулер уже в барак прибежал. Рассказал тому бригадиру, что случилось. Он с нар подскочил. И как был телешом, в одном исподнем, рванулся к месту драки. «Бугор» хотел в это время горло капитану ножом перерезать. Но бригадир сбил его. «Перо» отнял. Измолотив до полусмерти, принес в барак к его же кентам. И, насовав мордой в парашу, на нары кинул, как мешок. Приказал его людям на три пушечных выстрела не подходить к своему бараку. Пригрозил. А воры иных работяг не только уважали, но и побаивались. Так что на этом дело и кончилось.
— Капитан жив остался?
— Три месяца в больнице лежал. Крови много потерял. Едва оклемался, — ответил Бондарев.
— А те двое?
— Этим что сделается? Они, как кошки, живучи. Недаром в такой банде были.
— Как? И никаких последствий не было? — уточнил вопрос Яровой.
— Срок добавили им! Как же!
— Они вышли уже?
— В Певеке парятся.
— Там другой режим?
— Да, но не только это. И климат с нашим не сравнить. И многое другое.
— А контингент заключенных?
— Все бандюги, душегубы. У многих широкие кольца на безымянном. Всех под пулемет можно. Одной очередью скосить. Сволоты проклятые.
— Расскажи об их метках, Игорь Павлович, — попросил Яровой.
— Зачем о них. Здесь своего такого дерьма целый барак.
— И все-таки, — настаивал Яровой.
— Все там по три, по четыре срока имеют. За побеги, за убийства, за разбой и бандитизм.
— По сколько же им лет?
— В среднем — пятьдесят три.
— А что у них за татуировки?
— Это самые опасные подонки, сплошь садисты. И убивают с особой жестокостью. Вот и метка их — широкое черное кольцо. Она символизирует их дела — ничего светлого, ни одного пятнышка. И называется — катафалк. Звери сущие. Их разве кто исправит? Чем шире кольцо, тем больше убийств.
— Ты расскажи про кольцо «тихая ночь», — попросил Бондарева Трофимыч.
— Давай не будем. Хватит.
— Почему?
— На душе от них тошно. И так полжизни среди этих… Надо хоть на время о таком забывать. Вспоминать, что есть нормальные люди, без наколок со смыслом. От них ведь устаешь.
— Если вспомнили, зачем останавливаться на середине?
— Что, заинтриговало. Аркадий Федорович, сознайся?
— Конечно.
— У нас эти метки и во сне перед глазами мельтешат, — засмеялся Игорь Павлович. — Преступников мы должны знать не только по делам, а и по татуировкам: по «браслетам», «кольцам», «перстням». Вот, к примеру, та же «тихая ночь». Она ровными волнами по среднему пальцу на правой руке выколота. Можно подумать, что перед тобой бывший моряк или рыбак. Черта с два! Тоже душегубы. На мостах охотятся. По закоулкам всяким. Выберут жертву, выследят ее и — поминай как звали.
— Мотивы убийств? Нажива?
— Именно.
— А почему «тихая ночь»? Они себя охотниками считают. Для них тишина — главное.
— Давай вернемся к «медвежатникам». Они имеют между собой отличия? — Яровой уже давно записывал ответы на свои вопросы в блокнот.
Ответил Трофимыч:
же, все меченые. Начиная с рук и кончая мягким местом. Все биографии — налицо. То бишь, на ж… Сами себе не брешут. Вот ты интересуешься «медвежатниками». Их у нас было немного. Один от горла до пупка отмычку имел наколотую. Чем работал, то и в память. Но мужик неглупый. Шпану всякую не любил. Сам себя большим человеком считал. И уважал. За то, что руки в крови не пачкал. Он и работал по-интеллигентному. Коль поймали его при взломе сейфа — не сопротивлялся. Сам руки под наручники подал. Когда его обыскали, даже удивились: никакого оружия при нем не было! Отмычка и руки. Вот и все. Во всех грехах он сразу сознался. Но только в своих. И то ладно. Не вилял, не выкручивался, как другие. Ничего не скрывал. Стали проверять — все верно сказал. Он и в лагере человеком держался. Работал до пота. Ни на кого не ворчал. Ни с кем не дрался.
— Он один был пойман или с группой?
— Привезли его к нам одного. Доставившие не могли им нахвалиться. А насчет его сообщников ничего не знаю. В приговоре об этом — ни слова. Но если они у него имелись, то тоже серьезные мужики, этот с «мокрушниками» не пошел бы на дело. Так вот, на первом году я всяких ужасов наслышался о «медвежатниках». Но когда понаблюдал, многое понял.
— Изменили мнение?
— Конечно. Чем крупнее преступник, тем он сильнее. Как человек. Его не надо уговаривать. Он сам понимает, что нужно работать, раз засыпался, иначе кормить не будут. И вкалывать они умеют здорово. В лагере не занимаются ерундой. Никого не трогают, не задевают.
— А «президент»? Этот покрупнее вашего «медвежатника». Почему ж иным был? — Яровой отложил блокнот.