— А за что?
— За плохое настроение.
— А другие как к нему относятся?
— Боятся.
— За что?
— Дак ты глянь на него! Кулачищи — с бычью голову. И всем грозит. Башку оторвать. Нормальным языком говорить не умеет.
— С плотогонами он тоже так держится?
— Со всеми.
— Он с плотогонами видится?
— Нет. Но коль свиделся бы — тоже досталось бы! Счастье, что в лесу завсегда торчит. Нельзя его оттудова выпускать. Экий черно-слов! В нашем лесу его даже ведмеди боятся. Рыси и те с его деляны сбегали. Других дерут, а его — нет. Анчихрист — не мужик.
— Скажи, отец, он с деляны в марте уезжал куда-нибудь?
— Что ты, милый? Его ж без узды никуда одного нельзя. Ведь рот его — паскудней задницы. Никак нельзя его на люд выпускать.
— Значит, не уезжал?
— Не, покуда поселенец, не выпустят. А и освободится — грешно его на люд показать. Нет, мил человек, не зря таких в тюрьму садят. И ты к нему не ходи. Обидит. Он такой. Ни старого, ни малого не стыдится.
— Что ж, его некому одернуть?
— Попробуй, коль смелый такой, — глянул старик на Ярового.
— А друзья его, что ж, молчат?
— Нет у него друзей. Один только. Да и то, не другом его кличет, а чудно, по-собачьи.
— Кент?
— Во-во! А ты откуда знаешь?
— Догадался, — усмехнулся следователь.
— Уж не с их ли ты компании? — прищурился дед.
— Нет, отец. Не с их.
— А то я гляжу, больно догадливый.
— Слышал, что он людей так зовет.
— Людей он матом лает. Супостат проклятый.
— А кто же этот — его кент?
— Такой же, как и Сенька. Аферист. Тоже поселенец. Годами старик, а по-людски дня не жил. Ни угла, ни семьи. Пропащие они все тут. Как один.
— А кем работает этот второй?
— Черт его знает.
— Как зовут?
— Не знаю.
— Как он выглядит?
— Так же, как и Сенька. Такой же лохматый. Борода— страх какая. У них у двоих только бороды. Остальные не носят.
— С начальством-то как же ладит бригадир? Тоже, как со всеми, или иначе говорит?
— С ними чуть легше. Но тоже… Как загнет — на ногах не устоишь.
— А как они на это смотрят?
— Молчат. Видать, тоже, не хуже нас грешных, боятся его.
— Кто ж это такой трусливый из начальства, что одернуть не решатся?
— Кто? Прораб и мастер. Они. А тебе зачем все это надо знать?
— Работа моя такая, отец.
— Уж не милиционер ли ты? — отодвинулся старик.
— Ты тоже догадливый. Почти, — усмехнулся Яровой.
— Ну, ты тут сиди, жди кого тебе нужно, а я пойду подремлю, — проворно встал сторож.
— Погоди, отец!
— Чего тебе?
— А где мастера и прораба найти?
— На Сенькином участке. Все там, — пошел старик от Ярового, семеня торопливо, не оглядываясь.
Яровой подождал еще немного. Из леса, тарахтя всеми гайками и болтами выехал трактор, волоча с деляны Сеньки очередную пачку хлыстов. Они пахли глухоманью, смолой, свежестью.
Яровой подошел к трактористу. Тот уже отцепил хлысты, снимал трос с леса.
— Бригадир твой сейчас на деляне?
— А где ж ему быть? Конечно, на работе.
— Подвези меня на участок.
— Садитесь.
Подмотав трос к «серьге», парнишка ловко вскочил в кабину. Трактор тронулся.
В кабине было шумно. Так что разговаривать было невозможно. Дорога на деляну была вся в ухабах и старый «натик», переваливаясь с боку на бок, подпрыгивая, чихал на каждом шагу, грозил перевернуться с минуты на минуту. Но тракторист сидел спокойно. Словно по асфальту ехал. Не реагировал на толчки. Лишь когда трактор глох, брал заводную ручку и шел заводить свою машину.
Через час с небольшим они приехали на участок, где работа шла вовсю.
Следователь спросил у тракториста, где найти бригадира. Парень удивленно глянул на Ярового и ответил:
— Иди на голос бензопилы. Не ошибешься.
…Старые клячи, понуро повесив головы, тащили хлысты. Бока, глаза, даже ноздри лошадей облепила мошкара. Сгонять ее не было ни сил, ни времени. Лошади едва переставляли ноги. Их погоняли молодые парни. Покрикивали. И Яровой, пропустив их, пошел на голос бензопилы.
Вот послышалось падение дерева. Гулкое эхо подхватило его и, крикнув на всю тайгу, словно отчиталось небу за погубленную жизнь. На минуту стало тихо. Но вот снова взвыла бензопила. Заскрипела по дереву зубами. Яровой шел напрямик.
Муху он увидел сразу. Тот пилил дерево, слегка нагнувшись. Он стоял спиной к Яровому, не видел его приближения. Из-за воя пилы не услышал шагов.
Следователь едва успел отскочить. Береза упала совсем рядом.