А поначалу тоже… Останемся, бывало, на профиле вчетвером, они оглянутся, что рядом нет никого, ну и оскалят клыки. С кулаками на меня налетать пытались. А я битый. Ученый. Ну и, бывало, как отмахнусь, они потом дня три охают. Так пару раз. Потом охота пропала. Сбили кулаки. Теперь — шелковые.
Просили их у меня недавно в прежний отряд. Я сказал, пусть сами решают. Захотят — уйдут. А гнать— не буду. И они остались. Потом еще три года со мною работали. А дальше — один на взрывника выучился. У нас эта специальность дефицитная. Второй — на радиста. Третий — водителем на вездеходе работает. Сами так захотели. Специальности приобрели неплохие. Чтоб и на свободе, мол, не сидеть без дела.
Думал я, что как только закончится их срок поселения, уедут они от нас. Ведь все годы они только об этом и трубили. Да только никуда не делись. Вот уже год, как свободны, а все до одного здесь. Спросил я их как-то. Что ж не смотались? А они — знаешь, что ответили: «Деквалифицировались, как воры. Да и хватит. Надоело жить по- скотски. Да и зачем рисковать башкой и жизнью? От добра добра не ищут».
Вот теперь я убедился, что геология здорово людей, перековывает. Здесь сами условия заставляют измениться в лучшую сторону. Приучают к терпимости и к терпению. Любого хлюпика, задохлика— мужиком сделают, умеющим не только за себя, а и за других постоять. Здесь, в тайге, нет места подлецам. Их скоро раскусят. И если не люди, то сама тайга их выплюнет. Не пощадит и не пожалеет.
Кстати, Аркадий, а на что сетует Муха? Что жить ему осталось мало? Что рано стариком стал и не заметил, как это произошло? А не задумался — нужен ли кому и этот остаток его жизни? И заслужил ли он его? Что он хнычет? Несчастный нашелся! Пусть радуется, что хоть сдохнет на воле. И похоронен будет. Как нормальный человек. А не в зоне. И никто из окружающих не узнает о его прошлом. Сам-то он никому в нем не признается. Даже волку, которого растит. Знаю я его.
Домики он теперь строит деткам! Резные! А скольких в могилы вогнал. Тоже в «домики». Из двух метров. Ишь, какой он теперь сознательный. Да если мы с ним увидимся, я из него придурь быстро выгоню. Уж его я бы заставил работать — одного за тех троих. И не поглядел бы на возраст. Умел подличать, умей очиститься. И без фокусов. Без скидок. Ишь, овечка несчастная! Прохвост! Пристроился на теплом месте. Растит без труда себе подобных из волков. Пальцем не шевелит, не работает, да еще на жизнь жалуется. А чем она ему не угодила?
Ему бы, конечно, хотелось и теперь кем-нибудь помыкать. Чтоб голодом не волков, а такого, как я, морить? Да не выйдет! Я уже не прежний. А и он не тот. Жизнь порой меняет коней у всадников. И бывшие неудачники становятся любимцами фортуны. И наоборот. Вот и смешно мне представить мою встречу с Мухой, если бы она состоялась.
Теперь бы он меня не узнал. А узнал бы — иначе стал бы держаться со мной. Он признавал за людьми только силу. Так вот ее у меня теперь в избытке имеется. Одолжить могу. Уж я б ему… Хотя… Он уже действительно муха. И смешно воспринимать его сегодня всерьез.
И еще, Аркадий, знаешь, я уверен, что удайся им добиться моего самоубийства, Клещ и Муха на этом не остановились бы. А знаешь почему? Они не верили друг другу. Я это знаю. Они боялись один другого. И даже, если бы удалось им с моей помощью открутиться от Скальпа и Гиены, перед выходом на свободу либо Клещ из страха быть выданным убил бы Муху, либо наоборот.
И ни деньги, ни совместное пребывание в заключении, не помогли бы. Слишком глубокие корни пустили в их души подозрительность и страх. Страх перед собственной подлостью. Я не верю в их исправление. И имею на то все основания. Я слишком хорошо знаком с этой категорией людей, если их можно назвать людьми.
Они не столь умны, сколь изворотливы и предприимчивы. Их подлости нет границ. А потому над ними нужно ставить тех, кто знает все их повадки. И сумеет достойно держать их в руках.
Я переделал троих. И знаешь почему? Их — откажись от них бригада, вернули бы назад отбывать наказание. Возможно, под влияние таких, как Клещ и Муха. А я решил вырвать этих мужиков из рук беды, в каких сам побывал. И они на свободе! Они нормальные люди. И никогда уже больше не будут ничьими «кентами». Не замарают себя кличками. Каждого из них будут знать только по имени! Честному! Человеческому!
Ты знаешь, у меня до сих пор нет семьи. Не везет мне с этим окончательно. В совхозе, где я отбывал поселение, была лишь связь. С одной. Короткая. Она принесла только разочарование. Потом в Ногликах. То же. По болезни. Но тоже— несерьезно. И недолго. А здесь, в геологии — исключено.