А уголь все шел и шел. Словно в горе прорвался затор и черная река хлынула. Уже побежали слухи, отрывочные разговоры и замечания.
— Первый-то штрек! Выручают орлы!
— Удержим звезду! Вдвое покроют добычу всей штольни!
— А не фальшь ли, ребята?
— Уголь-то? Факт!
Фролов и Звягин вышли из шахтного буфета. Фролов по обычаю разговаривал громко и махал руками.
— Погляди, какие у всех глаза! Расцвели! Чудесные стали люди — похорошели! И рецепт простой. Интересное дело, подъем и удача! А вон впереди Кунцов!
Он прибавил шагу и окликнул инженера.
— Доброе утро, Михал Михалыч!
«Утро большого дня!» — вспомнилось Звягину.
Кунцов оглянулся и губы его задрожали. Но догнавшие не шутили и смотрели совсем незлобно. Кунцов покраснел, часто задышал и начал оглаживать горло.
— Идемте в лаву! — схватил его за рукав Фролов. Кунцов загорался и гас, смотрел недоверчиво, но пошел.
— Какой он странный! — подумал Звягин.
Немного пройдя, Кунцов уже не отставал от своего молодого спутника. Даже начал бояться, как бы Фролов не покинул его.
От встряски вчерашней ночи словно платок соскочил с глаз Кунцова и штрек показался ему совершенно невиданным. Грязный ходок переделали! Стенки расширили, свежая крепь обшивала своды.
Мысль инженера нашла потерявшуюся колею и, все более забываясь, он с любопытством начал смотреть вперед. Одновременно ожили и критические сомнения. Может ли быть, чтобы в этой кустарщине он не нашел уличавшую ее прореху!
Короба вагонеток стояли в очереди. Лошади, с зелеными в темноте глазами, отрывали от цепи вагонов звенья составов и катили уголь в квершлаг, на-гора. Движение было сложное и большое и досада непонимания уколола Кунцова.
— Почему же так не было раньше?
А Фролов увлекал его дальше. Показывал каждую мелочь, демонстрировал новые рельсы и поминутно смеялся, словно брызгал в Кунцова собственной радостью.
Горло люка под потолком шипело и грохотало. Из него валился уголь, взлетала пыль, мелькали комья.
В вагончике наросла угольная гора, откатчик бросился в нее грудью, рассыпал уголь по дну вагонетки.
Это был непорядок. Кунцов вмешался и крикнул:
— Нельзя! Из люка выскочит глыба и тебя ударит!
Нехитрая была фраза, но она возвращала к нормальной жизни! Никто не удивился, никто не сказал, что Кунцов не имеет права приказывать, — значит люди пока ничего не знали...
Потушив остатки боязни, Кунцов полез за Фроловым в лаву.
Вместо прежних восьми человек, в ней работало только трое. Пол подземелья был весь в движении. Покрывавшие его струи угля, черные и серебристые, как живые, сползали по склону. Двое отгребщиков отшвыривали уголь от стены, россыпь ползла, сливалась в шуршащий поток и рушилась в люки с грохочущим гулом.
У забоя работал Кукушкин, разбирал уже третью лаву. Он вложил огромный нетерпеливый порыв в начало сегодняшней работы. Сколько дней мечтал о таком начале!
Он азартно врубился в уголь и крушил его упорно, все более расходясь и втягиваясь, постепенно усиливая темпы. Так он начал в первой лаве.
Здесь же напор заменил расчетом. Ровными методическими ударами кайла, как разумное существо, казалось, сама выбирала место. Кукушкин не видел смотревшего на него Кунцова. Он смахнул висевшие в своде куски, стал перед стенкой, растресканной взрывом, и пошел широкими взмахами оббивать послушно валившиеся глыбы. Без промаха попадал по слабым местам. Выбирал расколы кливажа и с плеча ссекал широкие плиты, распадавшиеся на искрящиеся комки.
Ползучие груды лезли к нему — он отпихивал их ногою. Затупилась кайла — он бросил ее и перехватил на дороге приготовленную вторую.
Кунцов удивлялся все больше и больше. Поражался всему. И ритмичному ходу работы и заботливому предвидению в мелочах.
Ведущий Кукушкин и не отстающие рабочие, и взволнованный Фролов слились для него в неустанно-могучее существо, овладевшее лавой.
Лента забоя окончилась. Кукушкин бросил кайлу, улыбнулся обоим инженерам и сел, потирая руки со вздувшимися жилами.
Фролов сообщил:
— Четвертая лава готова, отпалена и проветрена!
— Мала беда, хорошо! — засмеялся Кукушкин, вскочил, как на пружинах и, веселый, отправился разбирать последнюю лаву.
Это было уже неслыханно для Кунцова!
Он насупился, стоял как медведь, поднявшийся на дыбы, и в голове его тяжело переворачивались мысли. Он только-что собирался спросить, почему так много истрачено динамита? Экономно ли гнать вентиляторы и жечь такие большие лампы? А вместо этого тронул Фролова за плечо и позвал: