— Я чувствую его искренность! — настаивала она перед Звягиным, — идем в парторганизацию и бьем тревогу!
Звягин потянулся за шашкой.
— Я в квершлаг, — сказал он. — Вызываю лучших ударников, а ты действуй!
Вначале Кунцов смотрел на часы и следил за временем. Потом перестал. Заседание все еще не могло начаться.
— Роговицкого нет! — мимоходом сказала Марина.
Кунцов сидел у себя за столом. Но привычная обстановка кабинета теперь казалась чужой, изжитой и к нему уже не касавшейся. Он как будто простился с ней, простился и с шахтой, и досиживал здесь последние минуты.
Лично приготовился ко всему. Но самое худшее из возможного далека не могло перекрыть трагедии ожидания. Все чувства к себе заслонились четвертой лавой.
Сейчас Кунцову было легко умереть, вытерпеть сильнейшую физическую боль и перенести любое унижение. Но думать о том, что делалось в лаве, было невероятной пыткой.
Он представлял, как одна за другой отпадали плиты угля. Как все тоньше и тоньше делалась перемычка, как струями и каплями начинала сочиться вода... Здесь он вскакивал, рвался бежать и валился на стул обратно.
Дверь кабинета была приоткрыта. Мимо проходили люди, изредка оборачивались на Кунцова. Хвощ и другой шахтер протащили какую-то тяжесть, громко топая по асфальту и подбадривая друг друга. Потом наступили минуты безлюдья.
Кунцов вздохнул, заставил себя подняться и пошел в комнату секретаря парткома.
— Садитесь, товарищ Кунцов! — пригласил Шафтудинов, — сейчас соберутся...
Сказал и пристально посмотрел на него.
У лампы с зеленым колпаком писала Марина. Склонила голову на бок и быстро водила карандашом.
— Уж вы без меня! — попросил Кунцов и подумал: — не верит!
Опять сидел за столом своего кабинета, уткнулся для виду в бумаги и терпел наедине. Коридор оживился, чаще начали появляться люди. Группой прошли Кукушкин, Фролов и председатель шахткома. Дверь приоткрылась. В нее заглянул Роговицкий.
Балансируя руками, вошел на цыпочках, словно боялся разбудить. И рассказал вполголоса, напряженно приглядываясь к лицу инженера.
— Я все-таки шорца привел! Старика Лаврентия. Он подтверждает, Михал Михалыч! Уверяет, что помнит фонтан воды. Так и хлестал, говорит, из скважины. Как раз на нашей горе...
Кунцов застыл, а Роговицкий подумал и прибавил:
— Пожалуй, верно! Он охотник и памятлив на места.
— Остановите лаву? — спросил Кунцов.
— Вот и вопрос! — сурово ответил Роговицкий и вышел.
Опять все смолкло. Сделались слышными отдельные шумы рудника, стали слышны часы, тикавшие в жилетном кармане. От тишины зазвенело в ушах и Кунцов почувствовал удушье.
Он встал и, морщась, вышел в коридор. Здесь тоже была тишина, только более гулкая. От печей пахло каменным углем, а от стенок краской. Незаметно Кунцов очутился против двери парткома. Там, за стеной, шло совещание и через дверь доносился гул разговора.
Кунцов постоял, поморгал главами, точно силясь что-то понять, и опустился на зеленую скамейку. Долго сидел, словно оцепенев, и прислушивался к неясным фразам.
Вдруг с треском раскрылась дверь, комната сверкнула, из нее выскочила Марина и побежала к бачку с кипяченой водой.
— Как?! — рванулся ей навстречу Кунцов.
Марина пила и отмахивалась рукой, раскраснелась и глаза у нее блестели.
— Фролов возражает! — кинула она, вытерла губы и опять убежала в комнату.
Однотонно текли минуты. Мимо прошлепала заспанная уборщица и с недоумением покосилась на инженера. Кунцов совсем отупел и разглядывал стену. Привязался к трещине в дверном косяке и бормотал.
— Зашпаклевать — зашпаклевали, а покрасить не собрались!
Громко хлопнула дверь со двора и новые звуки влились в коридор. Кунцов насторожился и повернул голову. Быстро шли в тишине.
— Из штольни? — подумал Кунцов. Его сердце забилось и он тревожно встал.
Идущий был близко, гулко стучал по асфальту твердым, военным шагом. Прямо с работы подходил Звягин, высокий, в шлеме, с лампой в руке.
Не заметив Кунцова, он стремительно распахнул дверь и вошел на заседание. Кунцов услыхал, как задвигались стулья и залпом заговорили голоса. А через минуту выскочил Фролов, крикнул ему на бегу и помчался по коридору...
— Закрываем четвертую лаву! — не поверив ушам, расслышал Кунцов.
Из остолбенения его вывела Марина. Она трясла Кунцова за плечи и кричала ему в лицо:
— Сомкнулись пути! Сомкнулись!