— Эге! Это что за зверь такой у вас? — прищуривая глаза, шутливо спросил он.
— Это сова, — ответили мы.
— Со-ва-а! — протянул Елизарыч и покрутил головой.
— Дома Алексей Петрович?
— Дома, дома, ступайте… Ах, дошлые!
Войдя в кухню, мы остановились перед дверью комнаты учителя и в один голос громко отчеканили:
— Алексей Петрович!..
Дверь открылась, и вышел учитель — в очках, с книжкой.
— Здравствуйте, — сказали мы.
— Здравствуйте, друзья-приятели, — ответил учитель. — Зачем пожаловали?
— Вот вам для чучелы принесли, — протягивая учителю сову, сказал Яшка.
Алексей Петрович положил на стол книжку, поправил на носу очки.
— Ой-ой-ой! Какая красавица! — беря сову, сказал он… — И ни одно перышко не повреждено… Это совсем хорошо.
— А мы ее не за хвост ловили, а шапкой, — объяснил Яшка.
Алексей Петрович велел нам немного обождать, а сам, любуясь птицей, ушел в комнату. Вернувшись, он дал нам с Яшкой по медному пятаку и сказал:
— Молодцы!
Попрощавшись с учителем, мы пошли домой, чувствуя себя на седьмом небе.
Шли дни. Жизнь в классе текла обычным порядком: писали под диктовку, решали задачи, читали вслух заученные стихотворения Пушкина, Некрасова, Майкова. Поп награждал щелчками за неусердие к «закону божию» или прохаживался линейкой по головам невнимательных учеников — такие уж были порядки.
Домашние уроки мы обычно готовили у нас, и я всегда помогал Яшке. Труднее всего давалась ему арифметика. Казалось бы, и задача другой раз совсем простая, а он мучается, никак не может ее решить. А все потому, что по-прежнему больше надеялся на меня: я решу, а он у меня спишет.
Однажды мы долго засиделись за уроками. Пришел отец, и мать стала собирать на стол.
— Эй вы, студенцы! — гремя ухватом, позвала она нас. — Обедать надо!
Я посмотрел на мать и пригласил Яшку обедать. Мать ничего не сказала. За столом отец подсмеивался над нами:
— Так, так, дружки-приятели. Значит, учитель не хочет, чтобы вы вместе сидели… — И, стряхивая крошки с бороды, добавил: — И правильно делает. Тут что-то неладно.
— Алексей Петрович не любит тех, кто списывает у других, — сказал я.
Отец усмехнулся и строго заметил мне:
— И тех тоже не любит, которые дают списывать. Яшке надо самому думать хорошенько, тогда толк будет.
Наступили зимние каникулы. Из соседнего села приехала к нам тетка Анна, отцова сестра, и увезла меня к себе в гости. Это случилось так внезапно, что Яшка даже не видел, как я уехал.
Оставшись один, он решил сам, без помощи, хорошенько подумать над задачами, без ошибок выполнить письменные упражнения, выучить наизусть стихи. Но это дело ему оказалось не под силу.
Когда я вернулся домой, Яшка тут же прибежал к нам.
— Уроки выучил? — спросил я.
Яшка потупил глаза, помолчал немного, потом ответил:
— Выучил только стихотворение и решил одну задачку…
Но я и в этом сомневался и тут же потребовал:
— Ну-ка, давай проверим…
Взяли задачу, в которой говорилось:
«Купец продал десять пудов шерсти и выручил триста двадцать пять рублей; двадцать рублей он уплатил за работу шерстобитам, а пятнадцать рублей израсходовал на разные покупки. Нужно узнать: почем продавал купец пуд шерсти и сколько у него осталось денег?»
Спрашиваю Яшку:
— Какой ответ у тебя?
Он отвечает, но как-то неуверенно:
— Купец продавал шерсть по тридцать два рубля пятьдесят копеек за пуд, а денег у него осталось двести девяносто рублей.
— Верно, — говорю я.
Потом Яшка начал читать наизусть стихотворение «Утро» И. С. Никитина:
— Нет, нет, подожди. Ты пропустил, — сказал я. — Надо: «Дремлет чуткий камыш», а потом: «ветерок».
Яшка немного было сбился, затем все пошло гладко:
— «Здравствуй, солнце да утро веселое!» — громче обычного произнес он заключительные слова стихотворения.
В это время как раз вошел в избу отец.
— Здравствуй, если не шутишь, — смеясь, сказал он, и, раздевшись, подошел к нам. — Ты, сынок, опять Яшке подсказываешь?
— Нет, не подсказываю, — ответил я. — Он сам стихи выучил и одну задачку решил.
— Вон что! Это хорошо. Значит, стал думать.