— Эх, кабы упитать лошадей, да так, чтобы они играли!
Минай кормил лошадей, сообразуясь с упитанностью и с тем, работала лошадь или нет. Он изучал норов и особенности каждой лошади. Он не выдавал лошадь, пока не узнавал, для какой работы она требуется. Если работа предстояла тяжелая, он давал лошадь покрепче, а если легкая — послабее.
— Это очень важно, — убеждал Минай каждого.
Еще до призыва в армию Минай считался примерным колхозником. В летнюю пору на лугах, в поле, ездил на сенокосилке или на жнейке-самосброске, управляя парой лошадей. В этом против него никто не мог устоять. И скосит он больше, и лошадей не измучит, как другие. Бригадир Количкин восхищался им при всех:
— Вот дак Минайка!.. Землю роет…
Минай гладил широкой ладонью вспотевшую, пропыленную свою грудь и молча улыбался.
Осенью Минай покинул колхоз. Отец на прощанье в десятый раз советовал:
— Смотри, сынок, старайся… Не отставай от других… В военной службе расторопность нужна и сметка… Может, в машинную часть какую угодишь, рукомесло будет… Попросись.
Но Минай попал в артиллерию. Кстати, это его очень радовало. Еще будучи мальчишкой, он много наслышался диковинных историй от старого артиллериста Романа Новичкова, который, бывало, сидя с мужиками на завалинке, рассказывал о своей службе в германскую, о конях, и о том, как военному человеку ухаживать за ними, и, наконец, о пушках разных систем, называя каждую своим именем.
Минай старался запомнить каждое название пушки, но на второй же день забывал: мудрены были для него эти названия, непривычны.
С первых дней призыва в Красную Армию он долго не мог привыкнуть и к казарменной обстановке, и к плотно облегающей его широкую спину шинели.
Минай был несколько неповоротлив, угловат в движениях и всегда немного пасмурный, словно его только что подняли с постели.
И неизвестно — то ли от перемены условий, то ли с непривычки, Миная в первые дни постоянно одолевал сон. При всяком удобном случае, едва только стоило ему приткнуть куда-нибудь голову, как он тотчас же засыпал.
Однажды он заснул на политчасе. Политрук, назвав его фамилию, задал такой вопрос:
— Товарищ Кукушкин, расшифруйте вот эти четыре буквы: РККА. Что они означают?
Миная толкнули в бок. Он вскочил и, повертывая маленькой головой, глупо смотрел по сторонам сонными глазами. Получилось неудобно и смешно. На первый раз ему было сделано замечание…
Потом над Минаем долго трунили:
— Кукушкин у нас «бессонницей» страдает…
— Верно… Ночью спит, днем досыпает…
— И вдобавок на ходу дремлет… Замучился парень…
А в «Ильичевке» появился рисунок с заголовком: «Кукушкин занимается», на котором Минай был изображен спящим во время политчаса.
Миная это задело. Ему стало не по себе, обидно. «Ну что особенного, — думал он, — ну заснул… Важность какая… Я ведь не лошадей проспал к молотьбе». Он то вставал и ходил, то опять садился и думал: «А что если бы узнали об этом в колхозе да увидели, как меня здесь пропечатали, вот была бы стыдобушка!.. Сказали бы: «Ну и Минай, достукался»…»
На второй день Минай написал в редакцию «Ильичевки» письмо.
«Товарищи из редколлегии! — писал он. — В газете меня пропечатали здорово, мне даже стало обидно и неловко. Но я сам виноват. Признаюсь. За такие факты нужно наводить критику, и хорошо это. Сам не знаю, что это со мной? Наверно, с непривычки. А скажу я вам, товарищи, что на жнитве, бывало, аль в лугах на косьбе у себя в колхозе я за пояс затыкал многих и шел наперед всех. Бригадир Количкин мою работу очень одобрял и гордился. Я и здесь хочу быть таким же и даю свое слово, что со мной больше этого не случится. Вызываю на соревнование Глушкова и Максимкина из нашей батареи. А РККА я знаю что. Это — Рабоче-Крестьянская Красная Армия. Прошу мою заметку напечатать в стенгазете. В чем и подписуюсь. Боец 3-й батареи М. Кукушкин».
С тех пор над Минаем товарищи больше не трунили. Но на голову его свалилась новая «беда». К нему прикрепили коня Беркута. Что бы, казалось, тут хитрого? Ведь он, Минай, не из тех, кто лошадей только издали видел. Он всю жизнь с лошадьми. А оказалось не так-то просто. Тут тебе точный распорядок времени кормления и уборки, отдельный ящик у каждого со щетками, чистота в стойле и кормушках… Когда Минай узнал все эти правила, они показались ему удивительными и непонятными.
Первые дни он заходил в стойло с нахмуренными бровями, нехотя брал ящик с чистильными принадлежностями и, когда подходил к смирному Беркуту, тыкал его в бок щеткой и без нужды прикрикивал: