«Вот, погляди, больше пуда одних карасей наловил», — показывая на огромную корзину, сказал этот хапуга.
«И не стыдно тебе, — упрекнул я хапугу. — Смотри-ка, сколько ты загубил мелких карасиков, чуть ли не с пятачок величиной. А ведь они через год-два могли бы стать крупными карасями».
«А мне под водой не видно — крупный карась берет или мелкий».
«Зато снаружи видно: попадается мелочь — пускай ее обратно в озеро. Нельзя же обкрадывать природу…»
«Ну, ты, браток, покороче насчет обкрадывания», — огрызнулся не любитель, а губитель-рыболов. Таких хапуг встречается много, — продолжал Платоныч. — Конечно, за всеми нарушителями лова инспекция рыбоохраны не может уследить. Тут, по-моему, надо самой общественности, всем, кому дорога наша природа и ее богатства, активнее включиться в борьбу за сохранение и умножение рыбных запасов во всех водоемах.
Тут, конечно, я ничего не мог возразить Ивану Платонычу. Что верно, то верно.
Платоныч человек рассудительный, любит поговорить о рыбалке. Но вот в чем беда — никак он не хочет признавать новые способы спортивного рыболовства. Ни мормышки, ни кивки, ни новые приманки — ничего не признает, летом и зимой рыбачит по старинке, дедовскими способами.
В летнюю пору в стоячих водоемах рыбачит без всяких грузил — этот способ он называет деревенским, а приманку смачивает пахучим одеколоном «Шипр». Однако хороших уловов у него почти не бывает. Над ним часто подтрунивают:
— Ты, Платоныч, червячок-то спрыскивал бы не «Шипром», а «Подарочными» духами — от них дух-то рыба за километр учует.
Иван Платоныч улыбался, но на шутку отвечал мечтательно и серьезно:
— Лет сорок тому назад — вот это была рыбалка! Рыба клевала в любом водоеме так, что поспевай только вытаскивать. И без всяких новых способов. А теперь смотри что: вместо зимней поплавочной удочки, например, пошли донки с катушками и кивками да мормышки разной формы — «капельки», «клопики», «дробинки». Раньше только и рыбачили круглый год на червя и кой-когда, изредка, на хлеб или на тесто. А мотыля с опарышем и разные там мормышки с катушками да с кивками никто никогда и не знал.
Большой консерватор в рыбацком деле, тяготея к устаревшим способам лова, Иван Платоныч, между прочим, был отлично осведомлен о всех новинках, знал много разных историй из жизни удильщиков.
— Знал я состоятельных заядлых рыбаков-блесневщиков, — поведал он мне однажды. — Так вот, чтобы клев всегда был обеспечен, они придумали такое, что во сне не приснится: отлили себе серебряные и золотые блесны. И, наверное, подумали: «Ну, теперь держитесь судаки, щуки да окуни!» Приехали на водоем, пробурили лунки. В одном месте тряхнут блеснами — нет ничего, в другом, третьем — опять никаких признаков. Сели на свои складные стульчики — так я себе представляю, — покуривают и думку думают: «Отчего же на такие шикарные блесны рыба не ловится? » Смотрят, на лед бабка с мешком и с удильником идет. И прямо к ним:
«Нельзя ли, сыночки, — спрашивает, — вон в энтих лунках поблеснить? Мой старик сам рыбак, да приболел чтой-то, ушицы ему хочется. Вот и послал меня…»
Рыбаки с шикарными блеснами смотрят на бабку, на ее самодельную, неуклюжую блесну и улыбаются:
«Давай, бабуся, блесни в любой лунке… Только всю не вылавливай, немножко нам оставь», — уже вслух смеялись они над бабкой.
А бабуся опустила блесну в первую приглянувшуюся лунку, подергала минут пять и вот тебе на — вытащила щуку кило на два. Потом сунула блесну в другую лунку. И вот ведь чудо какое — опять вытянула такую же щуку, если не больше. Тут у заправдовских рыбаков сразу и смех пропал. Подбегают они к бабке, смотрят на трепыхающихся щук и глазам не верят. А бабка недовольно так говорит: