Андрей посмотрел на Элину.
— Мне тоже страшно подумать, что будет завтра, потому что я, как и Артём, живу сегодняшним днём. Каждый день, в любой компании, будь то кухня в семье полных быдло или столик в доме Союза композиторов, всегда обсуждается один и тот же вопрос — о том, что всё в нашей стране сделано через «одно место». Если ты хочешь услышать мое мнение, то я — за перемены. И если ты ещё сомневаешься в правильности своих действий. Хотя, думаю, у тебя нет и не было сомнений. Давай спросим ещё раз через Интернет людей, чего они хотят?
Шмак был в отключке. Впал в кому после диких испытаний. Андрей не стал его тревожить. Он снова нажал на дозвон, и я был уверен, что он пытается связаться с Господином П. Сигнал приняли почти сразу — после трёх гудков.
— Давай так, — сразу начал Попов, — у тебя есть два часа, чтобы добраться до нас. Иначе. Ты сам знаешь, что будет дальше.
— Андрей, я не шутил, когда сказал тебе, что нахожусь далеко от Москвы. Понимая, что процесс по твоему делу не может быть простым и предсказуемым, я заранее покинул столицу, чтобы у тебя не было искушения вызвать меня в качестве… свидетеля или арбитра. Как до этого я давал возможность людям, которые высказывали недовольство, искать себе более подходящие государства, так и тебе я дал возможность высказаться — да ещё как!.. На весь Интернет! Но действовать под твою диктовку я не буду ни при каких условиях. Если хочешь под этим предлогом взорвать весь мир — дело твоё. Ты мог занять пост любого из тех, кого ты сегодня казнил, но ты решил найти свой способ мести — самый стандартный для обычного террориста, — свести в могилу как можно больше невинных россиян. Это — твоя война — против всех. Прощай, брат.
18:59 Братья
Андрей подошёл к окну, распахнул его и вдохнул «свежего» воздуха — насквозь пропитанного гарью пожарищ. Затем сел на подоконник и начал молиться. К нему подошла Анна и обняла его. Дети также встали рядом и обняли родителей. От них исходила мощная энергия взаимопонимания. Вместе — вчетвером — они смотрелись как одно неразделимое целое.
Элина подошла ко мне и взяла за руку. Я обнял её. Мы все растворились в единении, согласии и молчании, которое нарушил Попов:
— Итак, вот что я должен сообщить вам, а, значит, и всем, кто сейчас наблюдает за нами. Вся эта невероятная ситуация, когда мне позволили хозяйничать в суде, взрывать здания и целые архитектурные комплексы и при этом вещать на весь мир. Всё это объясняется достаточно просто. Господин П., с которым мы только что имели честь общаться, — мой родной брат. Вы разве не обратили внимание, что у нас с ним одно и то же отчество и до смешного похожие фамилии?
Полковник Шмак, который до этого был в умиротворённо-коматозном состоянии, вдруг оживился. Для него сообщение о том, что они с Поповым родственники, стало настоящей новостью!
Андрей поцеловал свою жену, детей, встал с подоконника и подошёл к Шмаку:
— Николай, надеюсь, ты сейчас понимаешь, почему тебе ни разу не удалось меня подставить за последние пять лет? Дело в том, что я каждый раз заранее знал, где ты мне расставил ловушки и с чем хотел меня брать.
— Он — твой брат?! — Шмак был поражён этим сообщением. Он начал осознавать, в какой опасной игре участвовал и насколько мелкой разменной пешкой был в этих игрищах. Даже его мёртвый глаз был готов ожить, потому что всё лицо полковника задёргалось в нервном тике.
— Да… Да, господин полковник. Василий Владимирович — мой родной брат. Более того, до недавнего времени — мой самый лучший друг. Самый изобретательный подельник во всех моих делах. А тебя мы оба водили за нос и играли с тобой, как с малолетним дурачком. Все письма, которые вы отправляли друг другу по почте, я тоже читал. А порой отвечал тебе — за него. Брат бранил меня за это, но всегда был доволен моими неожиданными решениями. В том числе теми, что я принимал от его имени.
— Но тогда… твои действия — они же не имеют смысла! Или ты… решил занять его место?
— Нет, что ты. Его место мне точно не нужно. Это только кажется, что он могущественнее каждого из нас. Когда знаешь, под каким гнётом приходится жить и работать на его месте, нужно быть очень амбициозным, чтобы согласиться на такую роль. Но он заигрался, он слишком увлёкся теорией и практикой господства — попав тем самым в ловушку, которую для него расставили. Трон — это как вот эта клетка: ты изолирован от жизни, ты — под постоянной и полной охраной. Ты говоришь словами, которые подготовили тебе копирайтеры. Ты оцениваешь события по аналитическим сводкам, которые готовят для тебя институты — не понятно, кем созданные и учреждённые. Я давно говорю Василию, что не одобряю его новые цели и приоритеты. Он мог стать величайшим реформатором России, у него есть для этого все данные — ум, сила, воля, знания. Но и он — купился. Они нашли его слабое место. В семье Вася был младшим. Ему всегда доставались мои обноски, поэтому в отношение меня он такой… ненасытный. Всё время хочет мне что-то доказать. Даже сейчас, когда я — пусть только на один день — лишил его власти, он ведёт себя так, будто и не правил этой страной последние десять лет. Его «теневые» друзья сейчас пытаются спасти свои состояния, что-то предпринимают на фондовом рынке — они же не знают, что я надумаю ещё взорвать. Как же меня все это утомило, — Попов оглянулся и избрал своей мишенью Шмака. — Полковник, ты что-то взбодрился в последнее время! Дай-ка я тебя обижу, чтобы хоть на ком-то выместить своё глубокое разочарование!