– Иди ты на х... вместе со своим Фрейдом.
И все.
Он давно уже жил по инерции, как живет большинство людей. День прошел – и слава Богу! Положено у мужчины быть женщине – женщина есть. Красивая, между прочим, с чем не каждому везет. И вообще. Список того, что должно быть у настоящего мужчины, весь отмечен галочками: квартира, машина, дача, женщина... Все это у него есть. Можно запросто доказать теорему, что жизнь удалась. А толку с того? Ну, поставь себе пять баллов и купи пузырь. Вот так и становятся алкоголиками, ежедневно обмывая доказанную теорему о полной своей состоятельности.
Вспомнив, что сегодня выходной, Котяев тут же подумал о матери, об Оле и об Эдике Мотало, после чего потянулся к телефону.
Позвонил он Эдику, чтобы спросить:
– Ты как после вчерашнего?
– Мне нормально, – напыщенно ответил тот.
– Совсем нормально?
– Более или менее.
– Похмелиться хочешь?
– Ты же к маме едешь.
– Я могу к тебе заскочить.
– Спасибо не надо.
– Уверен?
– Отвяжись. Я спать хочу.
– Ну, как знаешь.
Потом он позвонил матери. Сказал:
– Я скоро приеду. Что привезти?
Она начала перечислять. Он знал, что половину забудет, и она это знала, но таков был ритуал. По крайней мере, у него всегда есть повод вернуться в город, в магазин, и немного отдохнуть от «загруза». Он боролся с преступностью, она с тлей, которая поедала томаты, но ее война, разумеется, была масштабнее и гораздо важнее для общества. Послушать мать, так присоединения к рынку овощей продукта ее суверенной теплицы ждало все прогрессивное человечество.
– ... и хлеба, черного и белого.
– Хорошо.
Запоминается последняя фраза, это еще Штирлиц заметил. Хлеба он привозил столько, что сосед за их счет все лето кормил кур. Мать его каждый раз ругала, он отговаривался:
– Составляй список.
– Андрей! В твоем возрасте я не страдала склерозом! Это стыдно!
– А зачем ты каждый раз просишь привезти хлеба?
– Ну как же без хлеба?
Вот и сегодня он с корзиной в руках стоял у полок с продуктами в супермаркете и мучительно вспоминал: что же там было, перед черным и белым? Но кроме «и хлеба привези», хоть убей! Надо спросить у Мотало: что бы это значило и как с этим бороться? У Эдика наверняка есть методики. Тренировка памяти и все такое прочее. Надо спросить, а пока... Навалив в корзину для покупок хлеба, он для верности добавил макароны с гречкой и пошел на кассу.
К большому удивлению, на этот раз его не стали ругать. Оказалось, что с соседом, дядей Колей, мать заключила бартерную сделку. В обмен на черствый хлеб тот приносил ей куриные яйца, немного, но матери хватало. Она очень этому радовалась: экономия. И теперь говорила взахлеб:
– Таких в магазине не купишь! У них желтки ярко-желтые!
– Ну и что?
– Как что? Это же свои... понимаешь? Свои яйца!
Он едва удержался, чтобы не сказать пошлость. Закусив губу, выскочил на улицу, и тут же из-за забора окликнул сосед:
– Андрюха, зайди. Пропустим по рюмочке.
Пить ему не хотелось, но дядю Колю нельзя не уважить. Он приезжает усталый, замотанный, злой, все время хочет спать, а у матери что ни день, то проблема. Дом старый: то крыша протекла, то половица сгнила, забор завалился... Что бы они делали без дяди Коли?
Потому переломил себя и зашел. Звал его сосед по вполне понятной причине: раньше они были коллегами. Дядя Коля всю жизнь проработал участковым, а этой весной пошел, наконец, на пенсию, но по работе скучал, это было заметно. Каждый пенсионер проходит период адаптации, надо привыкнуть к мысли, что он не в отпуске, а свободен пожизненно, и так теперь будет всегда. Вот и сосед, хотя и маялся, но говорил, что всем доволен. У практичного дяди Коли всего было в достатке, кроме общения.
Они расположились в беседке. Оплетшее ее растение в народе называли «бешеный огурец». Оно и впрямь бешено размножалось на соседние участки, бороться с ним было бесполезно, проще использовать для создания спасительной в жаркий летний день тени. Сейчас не было ни жары, ни тени, один только «бешеный огурец».
Сели. Дядя Коля, не спеша, разлил водку, с чувством нарезал розовое домашнее сало, положил смачный кусок на ломоть хлеба, протянул Андрею:
– На. Закуси.
Выпили. Он с аппетитом принялся за сало.
– Заночуешь? – спросил дядя Коля.
– Не. Поеду.
– Зря. Хорошо здесь. Тихо, спокойно.
– Привыкаешь потихоньку? Ну, как оно, на пенсии?
– А, хорошо! – оживился дядя Коля. – Хозяйство у меня большое, пока работал, недосуг было заняться, а теперь живу как барин! Овощи свои, курочек держу, кролей развел. Осень придет – кабанчика заведу. Буду откармливать.
– Ты корову заведи, – посоветовал Котяев. – Тогда и молоко будет свое.
– А что? Заведу и корову! Жизнь здесь здоровая, на свежем воздухе, на родниковой воде. Не то, что у вас в городе.
«Вот вам! Уже и у вас!». Он уперся взглядом в «бешеный огурец» и попробовал отключиться. Дядя Коля взахлеб продолжал расхваливать жизнь в деревне.
Все это нам давно известно. Как говорит начитавшийся всякой заумной пакости Мотало, сработал механизм защиты. Если человеку чего-то не хватает, и он не может заполучить то, чего ему не хватает, включается этот самый механизм. Работает он по двум принципам: «кислый виноград» и «сладкий лимон». Мне это не надо, потому что виноград еще зелен. И вообще, он невкусный, кислый. Или: то, что у меня есть, как бы ничтожно это ни было, все равно слаще меда. Вот если человек это говорит, значит, он сильно разочарован в жизни.
Дядя Коля, который, видимо, очень тосковал по своей работе, жал на обе педали: ругал город и взахлеб расхваливал своих кролей.
«Кролики – это не только ценный мех...»
– Опять пьешь? – раздался звонкий голосок.
Андрей поднял глаза и обомлел. Тоненькая, почти прозрачная девушка городского вида, с короткой стрижкой, в обтягивающих джинсах и топике, открывающем пупок с пирсингом, смотрела на них и морщила носик. Он сидел, она стояла, его взгляд невольно уперся в пупок, в золотое колечко. Одинокий солнечный луч прошил облака, царапнул колечко; камушек сверкнул, Андрей невольно зажмурился. Аж дыхание перехватило. Стало вдруг так сладко...
– Тебе чего, Машка? – недовольно сказал дядя Коля. – Ишь, вырядилась! Пупок прикрой!
– А мне не холодно!
– Тебе-то не холодно. А детей ты рожать собираешься? Так и застудиться недолго!
– Отстань! Алкоголик!
– Чего-о? Это я-то алкоголик?!
– Да ты каждый день пьешь!
– Да я с соседом...
– Какая разница, с кем? Я ухожу. Можешь пить дальше.
– Куда это ты собралась?
– Гулять!
– Я тебе покажу: гулять!
– Я уже взрослая! Что хочу, то и делаю!
– Погоди, я вот матери позвоню.
– Я ей уже звонила. Вернусь поздно.
Тоненькая девушка резко развернулась и пошла, нет, полетела по саду. Андрей, не отрываясь, смотрел ей вслед.
– Эй! Машка! – закричал дядя Коля. – Чтоб в десять дома была!
– Еще чего! – не оборачиваясь, сказала та. И исчезла.
– Внучка, – вздохнул дядя Коля. И начал жаловаться. – Ну и молодежь пошла! Нет, ты скажи, Андрюха, почему они такие?
– Не знаю.
И в самом деле, почему? Почему они такие красивые? Ну, откуда?
– Давай, Андрюха, еще по одной, – и дядя Коля потянулся к бутылке.
– Не, я не буду, – закрыл он огромной ладонью свою рюмку. – Мне ехать. Вот сальца – с удовольствием!
– Да это ради Бога! Угощайся!
Дядя Коля щедро принялся нарезать сало. После чего опрокинул рюмку водки, вытер усы и продолжил:
– Воспитываешь их, воспитываешь. И, вроде, правильно воспитываешь. И все одно, делают по-своему. Ты глянь – пупок проколола! Да мать ее, Анька, серьги в уши вставила, только когда ей восемнадцать стукнуло! Деньги с год копили, потом всей семьей пошли в магазин, купили. Золотые! Вот радости было! А этой шестнадцать, так у нее не только уши в трех местах, уже и пупок проколот! А дальше что? Кольцо в нос? И куда только родители смотрят! Вот Анька приедет, я ей скажу. Скажу: упустишь дочку. Погоди: в подоле принесет. И школы не закончит.