Сидя за круглым столом, Арсений полюбил провожать вечерние зори на балконе.
Вот и этим теплым, тихим вечером он сидел на балконе и читал. Чтение было его единственной страстью и развлечением. На столе недопитый чай.
Со дня рокового выстрела, прошёл год.
За год, Арсений три раза приезжал в Петербург, на Рождество, Пасху, и в свой день рождения, чтобы навестить отца, провести с ним праздники и решить дела в издательстве. Гостил несколько недель и возвращался обратно в имение Долгое.
Арсений научился сдерживать своё внутреннее напряжение и, скрывать истинные чувства и мысли от окружающих.
Он стал довольно популярным романистом. В книжных магазинах столицы переводы и книги раскупались. Читатели ждали новых тиражей и нового романа молодого писателя, который скрывал своё настоящее имя под псевдонимом.
К тому же любопытство читателей подогревалось тем, что писатель живёт как отшельник, хотя молод и хорош собой.
Среди читающей публики возникали всевозможные предположения и сужения, отбрасывая на имя молодого романиста тень загадочности и таинственности.
Между тем, их кумир, теперь был мало похож на юного сумасброда, с голубыми глазами, тонким изгибом выразительных губ и, спадающей на лоб, чёлкой. Таким, каким был в недавнем прошлом.
Глаза Арсения утратили томную поволоку, зато приобрели мелкие морщинки и очки. Русые, тонкие усы и бородка-эспаньолка украсили лицо. Прошлыми остались, только мягкие движения и негромкий, мелодичный голос.
Как быстро пролетело время. Казалось, совсем недавно, в нетерпении, ждал нового века. Ждал счастья, а ему, как пиковая карта, выпала чёрная полоса в жизни.
Наедине с собой, Арсений часто думал, что его преследует злой рок и начинать всё с начала, не имеет смысла. Странно, но именно эти мысли помогали ему оставаться спокойным и уравновешенным.
Днями, Арсений старался загружать себя работой. В деревне ему легко и спокойно писалось, но по вечерам приходила, давящая на сердце, тоска. Когда становилось невмоготу, он уходил из дома и, бродил по парку допоздна. С наступлением темноты возвращался в дом, чтобы поскорее лечь спать.
Осенью, в аллеях «золотого парка», собирал опавшие листья, и яркие букетики, на время, становились украшением его кабинета. С приходом поры ноябрьских туманов и затяжных дождей, прогулки по парку закончились.
В свободное от работы время, Арсений смотрел в окно, по стеклу которого, бежали капельки воды, и видел трогательно одинокий парк.
Казалось, он стыдливо прикрывает стволы деревьев чёрными, обнажёнными ветвями, прося прощения за представшую перед взором некрасивую наготу.
И только приход зимы преобразил парк.
Снежная, морозная погода, укрыла его белым одеялом, а волшебник иней превратил чёрные ветви в белоснежные кружева.
Старый парк превратился в сказочно-хрустальный дворец. Он сверкал под лучами короткого зимнего дня и светился лунным отблеском ясными ночами.
Отец не забывал Арсения и часто навещал. Тогда они часами беседовали, читали вслух, играли в шахматы и карты, гуляли в парке и окрестностях имения.
Во время своего отсутствия, отец присылал к нему Алексея. Тот привозил всё, что было необходимо для работы и жизни в деревне и, на время скрашивал его одиночество.
Днём, Арсений старательно гнал от себя мысли о Елене, однако, бессонными ночами, его, как морская волна, накрывали воспоминания.
И сидя на кровати, до самого утра, он, полушёпотом разговаривал с любимой о прошедшем дне, о своей работе.
Говорить ей о любви, не смел, потому что стыд не позволял ему это. Стыд за измену.
Всё ушло в прошлое и теперь, живя в уединении и одиночестве, Арсений сторонился любого общества. Он никого не приглашал к себе и сам не ездил к соседям с визитами. И ни на минуту не допускал мысль, что может ещё обрести счастье.
Зачем жить надеждой и лелеять её в своём сердце, если ему никогда больше не суждено увидеть нежность в любимых глазах.
Летом Арсений не вернулся в Петербург и остался в имении, изо всех сил стараясь сохранять безмятежное состояние духа и, не думать о своём безвозвратно ушедшем прошлом.
В двери просунулась голова Фёдора.
Арсений не любил, когда его отвлекали от интересного занятия. Он недовольно взглянул на слугу.
— Виноват, Арсений Андреевич, — несмело начал тот. — Там, это… гость к вам.