Арсений посмотрел в глаза отца.
— И к сыну.
— Счастье ещё вернётся к вам, сынок.
— Нет, папа, не говори больше ничего. Не сейчас.
— Не буду, если ты этого хочешь. Только позволь поехать с тобой. Как-никак, а там растёт мой внук Иван.
Руничи провели бессонную ночь.
Дружба отца исцеляла душу Арсения. Разговоры с ним спасали от напряжения, от неуверенности в себе. Знал, что больше не надо ничего доказывать или требовать от отца.
Он был в предвкушении скорой встречи с Еленой и сыном. Вспоминал свою любимую, её руки, её прекрасные глаза, её улыбку.
Неужели еще не кончена жизнь, любовь, неужели счастье впереди?
Арсений поразился своему горячему желанию жить. Сейчас, он просто любил и ждал встречи.
На следующий день, отец и сын отправились в дорогу.
*Тата (франц.) – Тётя, тётушка.
Часть седьмая. Потерянное счастье. Глава 7
Снег перестал валить, хотя погода не думала улучшаться. Небо по-прежнему было хмуро. Серый день накладывал еще более мрачный отпечаток на душу.
Уложив сына спать и, оставив его на попечение няни, по деревянной лестнице Елена поднялась в мезонин, в свою комнату.
На окнах цветы в горшках. Преимущественно любимая сёстрами, пышно цветущая яркими корзинками, герань. Клетки с парой канареек, корзинка с рукоделием и книги, на столе.
Утром ей нездоровилось. Настойка доктора помогла мало, голова раскалывалась от мигрени.
Уставшая от дурного самочувствия, Елена не заметил, что Даша как-то странно на неё поглядывает и улыбается каким-то своим мыслям.
Только к вечеру боль стала утихать, но в сердце закралась тревога и ожидание чего-то непонятного и волнующего.
Елена посмотрела в окно. Там, среди разрывов туч, багровела тонкая полоса заката.
И так захотелось оказаться сейчас в Петербурге, в «Дюссо», войти в знакомую комнату Арсения и сказать ему, что любит до боли во всём теле, до темноты в глазах. Что её сводит с ума даже жест, когда он убирает прядь непослушных волос со лба, что почти теряет сознание, а внутри всё напрягается, когда видит его улыбку и взгляд, обращённый на неё. Какой огромной силой воли она сдерживала себя, чтобы не выдать их тайную любовь, не рассказать Андрею Михайловичу и сёстрам всю правду.
Но разве можно рассказать кому-то сны, которые так сладостны и, проснувшись понимать, что они не возможны наяву?
От нахлынувших воспоминаний Елене стало грустно, появилось ощущения, что этой ночью она простится с чем-то очень дорогим в жизни и, что очень скоро начнется новая жизнь.
Бубенцы прозвенели сквозь завывание вьюги.
Елена приподняла голову от подушки и прислушалась.
«Кто-то сбился с дороги». — Подумала она, выбираясь из тепла постели и набросила на плечи тёплую шаль.
Зажгла свечу и прислушалась. Возле крыльца послышались голоса мужчин.
«Путники. Нужно распорядиться, чтобы их пустили на ночлег. В такую вьюгу недолго и замерзнуть».
Со свечой в руке, она спустилась вниз, открыла дверь и вгляделась в полутёмную прихожую.
Двое каких-то мужчин сняли верхнюю одежду и, передавая её на руки слуге, вполголоса переговаривались между собой.
Один из них повернулся. Елена всмотрелась и вдруг, улыбка осветила её лицо.
Арсений услышал голос. Кто-то позвал его по имени. Оглянулся.
Стоит в дверях, в ночной сорочке, босая, в теплом пуховом платке на плечах. Свеча дрожит в её тонких пальчиках.
— Лена.
Нет, она не верит, что слышит его голос. Губы едва слышно и растерянно произнесли:
— Ванечка, наш папа приехал.
Арсений устремился к ней. Елена бросилась навстречу и упала в его объятия.
— Арсений.
— Леночка моя!
— Ты приехал! Приехал… — она плакала и гладила его лицо. — Я знала, что ты жив и, ты вернёшься ко мне. Я ждала. Так ждала тебя.
— Я с тобой. — Арсений нежно поцеловал её в мокрые от слёз щёки и бережно прижал к груди. — Милая моя, никому не отдам. Никому больше… Любимая, не плачь. Покажи, покажи мне сына.
— Ты знаешь?
— На днях узнал. Где он?
— Спит в детской. Он уже большой. Ты увидишь, у него твои глаза.
Влюблённые не могли разомкнуть объятия. Внутренний свет, свет любви, озарял их лица.
Андрей Михайлович, отвёл глаза в сторону от сына и Елены и… замер.
В проёме дверей стояла точная копия Елены. Она улыбалась, а по щекам её текли слёзы.
— Даша, ты?
— Андрей.
Рунич подошёл к девушке и склонился к её руке. Она поцеловала его в лоб.
— Неужели я вижу тебя, Дашенька. Признаюсь, получив твоё письмо, я был напуган и встревожен. Потом вспомнил про сватью Наталью. Собственно, благодаря ей мы здесь.