– Предполагаю, вы и стихи пишите?
– Угадали! – рассмеялся Арсений. – Однако предпочитаю держать их в столе. В основном занимаюсь переводами других поэтов. К примеру, вот это.
Юноша закрыл глаза и, на мгновение, умолк, словно вспоминая строчки, которые знал наизусть. Поль Верлен был поэтом, которого он высоко ценил.
…Дитя, ты не знаешь,
Чувствен, я стал от любви.
Нежность взяла меня в плен,
Словно сеть золотая.
Но, где?
В пространстве, во времени?
В туманных завесах?..
Не смейся!..
– Не очень хорошие стихи! – перебила его Дарья.
Арсений смутился, кашлянул и замолчал.
Молодому человеку очень хотелось завоевать расположение привлекательной монахини, но внимательный и строгий взгляд карих глаз всякий раз осаживал его.
Всю оставшуюся дорогу они промолчали.
За Московскуй заставой показалась четырёхъярусная монастырская колокольня с золочеными куполами. Подъехав к монастырю, повозка остановилась возле каменной ограды, за которой тянулись двухэтажные строения монастыря.
Монахини любезно одолжили юноше свой возок, чтобы он мог добраться домой и, простившись, скрылись в воротах монастыря.
Возок с пассажиром покатился дальше к Каменоостровскому проспекту.
******
Ещё издали Арсений увидел за кованной чугунной оградой, в молодой зелени сада, окрашенный в оливковый цвет дом.
Вернее, это был даже не дом, это была усадьба.
Прямоугольный корпус ресторана «Дюссо» представлял собой стиль французского ренессанса: высокие арочные проёмы окон и входных дверей располагались в неглубоких нишах. Над центральным входом в ресторан – две мраморные кариатиды.
Как и прежде, «Дюссо» встречал своих посетителей и поклонников ароматом изысканных блюд французской кухни, которые ещё с порога возбуждали аппетит.
Многие, переступая его порог, ощущали внутреннюю дрожь не от холода, а от возбуждения, ибо «Дюссо» был не только рестораном.
От вестибюля, направо – зал самого ресторана с отдельными удобными кабинетами и буфетной, со стойкой бара. Отсюда же вела дверь в большой зимний сад-оранжерею размером в семьдесят квадратных саженей. Сад обставлен кадками с тропическими растениями и клетками с поющими канарейками.
Арки, ведущие в залы и пол, из природного, отполированного мрамора, тёмно-красного цвета.
Сцена на два зала. На ней играл небольшой румынский оркестр, выступали арфистки, шансонетки и пели романсы певцы.
Иногда, по желанию посетителей, хозяин «Дюссо» приглашал цыганский хор. И цыгане создавали атмосферу бесшабашного веселья: пели, плясали, играли на гитарах.
Мягкие сиденья стульев, круглые столы, сервированные фарфоровой посудой, хрустальными графинами и бокалами, вазы с живыми цветами летом и зимой. Метрдотели в белоснежных, накрахмаленных рубашках и в чёрных брюках и жилетах.
И главная изюминка ресторана. По французскому обычаю, к шампанскому подавали за счёт заведения тёплый жареный миндаль.
Налево от центрального входа – большой зал, с рулеткой и столами для карточной игры.
В отличие от ресторана, стены зала были оливкового цвета, с висящими по ним гобеленами. Зелёное сукно столов и стульев, стола рулетки, красиво сочетались с этими стенами и золочёной лепниной на потолке.
Три колонны посредине, визуально разделяли его на две половины.
К зданию ресторана примыкал двухэтажный дом, соединённый на втором этаже с рестораном небольшой просторной галереей. В залы ресторана со второго этажа, из галереи, спускалась неширокая мраморная лестница.
В жилом доме на первом этаже обитала прислуга, располагались просторная прихожая и столовая, на втором – комнаты хозяев.
Дом имел свой, отдельный от ресторана подъезд и вход. Туда вело невысокое, в несколько ступеней, крыльцо.
Вглубь двора уходили два одноэтажных флигеля с хозяйственными службами: кухней, кладовой, складом, прачечной, зимним ледником и конюшней.
По мнению столичных обывателей, «Дюссо» было великолепным заведением, где зеркала отражали свет, музыку, красивых женщин, шампанское, хороший вкус хозяев и острое ощущение порока и роскоши. Многие жаждали и стремились к этому разрушительному яду.
Чем ближе повозка приближались к дому, тем тревожнее ныло сердце молодого человека. Отчего-то в памяти всплыли слова отца, которые он любил часто повторять: «Посетители нашего «Дюссо» должны наслаждаться едой и игрой, как любовью. Без запретов, страха и всевозможных ограничений. Нужно жить сегодняшним днём, ибо неизвестно, что ждёт нас завтра».