В их задачу не входили действия на левом берегу, и все же они по собственной инициативе проверили мост. Владимир вспомнил, как шел тогда впереди, а его фонарь выхватывал из темноты картины под стать комнате страха. Скелеты в покореженных автомобилях скалились поисковикам вслед, словно приглашая разделить свою участь. Самим машинам сильно досталось, и не только от взрывной волны.
Казалось, нечто вроде бульдозера или грейдера прошло тут как таран, столкнул не один десяток легковушек в Обь, растолкав оставшиеся в стороны и изрядно помяв их оплавленные и обгоревшие бока.
Дальше им попалось три Урала. Бензобаки были пусты, аккумуляторы давно сели, но с виду машины были целыми, что радовало. Передав информацию в Убежище - связь в тот день была нормальной, они двинулись дальше. Надо было глянуть, что там с мостом.
Здесь, в городе, концентрация пепла в воздухе была выше, чем вокруг их Гнезда, поэтому Владимиру вначале было трудно адаптироваться к плохой видимости. Обрыв напрыгнул на них неожиданно. Только что впереди был солидный бетон, и вдруг из темной пелены вынырнул край, резко загибающийся вниз как на американских горках. Будь Владимир чуть менее внимательным, не видать бы ему больше убежища. Два пролета как корова языком слизнула - обвалилось ровно, будто направленным взрывом подорвало. Он не видел, что творилось на другой стороне, даже мощные аккумуляторные фонари не добивали до противоположного берега.
Они могли только догадываться, кто нанес мосту последний удар. Но, судя по военным машинам сопровождения, это была колонна бронетехники, которая в первые дни катастрофы неслась на всех парах на восток, выполняя какой-то идиотский приказ, а может, просто спасаясь из города. Когда на середину моста въехали несколько тяжелых Т-80 или Т-90, что-то не выдержало в несущих конструкциях, и целый пролет рухнул в реку. Вместе с ним на дно отправился один или несколько танков с экипажами. Они могли обеспечить защиту от поражающих факторов ядерного взрыва, но плавающими не были.
С этой колонной было связано еще одно открытие - полезное. Брошенные Уралы оказались забиты амуницией, причем помимо танковых кумулятивных и бронебойных боеприпасов (по понятным причинам бесполезных), в них нашлись шесть цинков с патронами "самых" ходовых калибров: 5.45, 7.62. и 12.7. В седьмом оказалось восемь новеньких противогазов и четыре десятка регенеративных патронов к ним. Еще в одном нашлись сигнальные ракеты и выстрелы к подствольному гранатомету. Три последних ящика были пусты и брошены открытыми прямо на снегу, будто уходили солдаты в страшной спешке. Еще бы, через несколько дней после взрыва фон там был о-го-го.
Того, что творилось внизу, из кабины было не разглядеть. Богданов не мог увидеть, как падают комья снега, поднятые волной воздуха от винта, с пятидесятиметровой высоты, заканчивая свой полет на черном льду, сковавшем Обь.
Тогда они вернулись домой с хорошими трофеями. Но еще в тот день у Владимира появилось предчувствие, что однажды им может понадобиться попасть туда, на левый берег.
*****
Как в воду глядел. И вот они стояли перед великой рекой - гораздо южнее, и он изучал в ПНВ ее скованное ледяным панцирем русло. Злой ветер завывал в ушах, пытался сорвать меховую шапку.
Другая группа неделей ранее докладывала, что распложенный севернее железнодорожный мост потрепан взрывной волной, но цел. Однако при приближении к мосту тех обстреляли - один был убит, двое ранены. Оказывается, местные поняли стратегическую выгоду от обладания единственной связующей нитью между двумя берегами, и держались за нее крепко. Возможно, там можно было прорваться, и все же Убежище предпочло меньший риск.
Поэтому вот уже неделю в районе Правых Чемов функционировала переправа. Отсюда на левый берег отправлялись поисковые группы и группы снабжения - двигаясь вдоль берега на север, они отправлялись в самое пекло, туда, где выжило меньше всего людей и до сих пор сохранялся довольно высокий уровень радиации. По возвращении и машины, и груз, и сами поисковики проходили тщательную санобработку. Но все равно это требовало постоянной ротации людей. Приходилось выбирать между опытными, но уже получившими дозу, и теми, кто еще не был проверен в деле, но был "чистым".
Группа Богданова продуктозаготовками не занималась. Ее задачей была дальняя разведка и иногда сопровождение важных грузов от временного лагеря на левом берегу до Убежища. В том числе и на участке переправы через Обь.
"Наша "дорога жизни" - подумал Богданов, когда увидел ее в первый раз. И правда, как похоже было на блокаду Ленинграда. Тогда ведь тоже каннибализм был, и из-за куска хлеба, случалось, убивали.
"Хотя нет, не похоже", - укорил он себя, вспомнив хари городских мародеров.
Народ был другой, а уж страна тем более. Тогда мародерствовали и человечину жрали единицы, а большинство оставались людьми несмотря ни на что. Последнее отдавали, но других поддерживали. А не как сейчас: "выжил сам - выживи другого". Психология шакалов. Если бы нынешнему поколению выпало воевать в ту войну, подумал Владимир, драпали бы от немцев до Владивостока.
Для тех, кто живет или часто бывает на "северах" и в других труднодоступных уголках страны - геологов, промысловиков, суровых туристов - переправа по льду на любой технике это не аврал, а почти рутина. Ничего сверхопасного тут нет, если строго следуешь простым правилам. Первой задачей при организации переправы было найти достаточно пологий участок берега, линия которого после разлива реки изменилась до неузнаваемости. Но худо-бедно разведчики нашли место, где склон обладал наименьшей крутизной.
Чтобы узнать, какой толщины лед намерз за эти месяцы на реке, Владимиру пришлось вспомнить давнее увлечение - зимнюю рыбалку - и вооружиться коловоротом. Он сделал замеры в трех местах, и в целом увиденное его обнадежило. Двадцать сантиметров. В принципе достаточно для прохождения машины весом до двух тонн на скорости. Лед был не мутный, к берегу примыкал без щелей, над водой не нависал. В Великую Отечественную по льду чуть толще без проблем гоняли танки и САУ.
Они опасались не за себя. Судно на воздушной подушке пройдет где угодно, удельное давление на грунт у снегохода тоже невелико. Но перевозки осуществляли грузовики - "Шишиги", "Садко", "Уралы", каждый из которых на обратном пути шел изрядно потяжелевшим.
Салон чуть наклонился вперед. Они съехали с дороги и спускались по пологому склону. Их судно понеслось по замерзшей Оби в двадцати сантиметрах над поверхностью льда. Снегоходы - "Буран" и две "Ямахи" следовали за ним.
Слева из темноты выступал гигантский силуэт разрушенной плотины. Даже это инженерное сооружение не было рассчитано на такие сотрясения. Владимиру показалось, что та кренится в сторону, как Пизанская башня, но это мог быть и обман зрения.
Вроде бы эта операция была хорошо отработана, но все равно каждый раз была легким стрессом.
Грея у исправно работающей печки руки, Богданов безмолвно считал секунды. Могло показаться, что они двигались вперед медленно - вокруг мало что менялось. Лишь иногда, то справа, то слева появлялись из темноты разбитые артефакты земной цивилизации - вмерзший остов катера, несколько покореженных яхт и опрокинутых моторок. Владимир довольно живо представил, как где-то там ползают по дну раки, вдоволь наевшиеся мертвечины.
На середине реки сидевший рядом Макс указал на видневшийся вдали силуэт корабля, вмерзшего в лед:
- Почему не проверить этот "Челюскин"?
- Вряд ли там есть что-то полезное, - покачал головой Владимир. - Похож на лесовоз. Да и нельзя нам останавливаться.
Он стал мнительным и не хотел лишний раз испытывать судьбу. А еще суеверным. Но покажите хоть одного несуеверного летчика, подводника, альпиниста - любого, кто ходит под смертью.