Как ни странно, вопросы были.
— Сергей Борисович, разрешите возражение, — поднял руку кто-то из ученой братии. Кажется, доктор наук, но каких, майор не помнил. — Нельзя ли поближе? Хотя бы из соображений безопасности.
— Зарубите себе на носу, господа, — Демьянов встал, чтоб его лучше видели все. — Место, куда мы идем — не лагерь для временного размещения. Нам там жить, причем не год и даже не десять. Нашим потомкам там жить. О них и надо думать, и о стратегических преимуществах, а не о трудностях переезда. Кроме того, повторю — пока район практически свободен от жителей. Климатический катаклизм, падение температуры до минус семидесяти по Цельсию, привел к их гибели. Но чем меньше там выживших, тем меньше будет столкновений. Эти надо воспользоваться. Надеюсь, я ответил на ваш вопрос?
— Частично, товарищ майор, — не унимался наглый спорщик. — Раз уж мы заговорили о потомках… Поселения всегда возникали по берегам рек. Крупных рек. Это важно и для торговли, и для рыбной ловли. Может, лучше осесть где-нибудь поближе, на берегу Оби? Хотя бы в районе Бердска.
Демьянов давно ждал этого вопроса и возблагодарил небо. Он кивнул главному экологу, и тот начал свою партию, избавив его от необходимости разжевывать.
— А вот на это есть хороший ответ у нашего академика, — объявил он. — Тебе слово, Василий Петрович. Только давай попроще, не мудри.
С места в президиуме поднялся седовласый старик, один из самых пожилых обитателей Убежища. Несмотря на возраст, он был живчиком, и голос имел не дребезжащий и слабый, а сильный и уверенный.
— За прошедшие после атаки четыре месяца уровень остаточной радиоактивности на расстоянии в десять километров от эпицентра упал до неопасного для жизни взрослого человека. Подчеркну — взрослого. Детям и беременным женщинам я бы находиться наверху не рекомендовал. Но радиационный фон — не самое страшное. Исходя из современных данных, страшна не радиация, а доза облучения, которую она создает в организме, действуя в течение определенного времени. К радиации можно даже приспособиться. К примеру, постоянное облучение природным излучением ряда областей высокогорной Франции привело к адаптации человеческого организма, и население проживает там без вреда для себя и потомства при уровне естественного фона от 150 микрорентген в час и выше. Проживало… Гораздо опаснее химическое загрязнение. К нему приспособиться невозможно. А после ядерных ударов в воздух, почву и воду попало столько вредных веществ, сколько химическая промышленность России не сбросила бы за десять лет. Пойма Оби заражена настолько основательно, что до показателей, приемлемых по довоенным нормам, очистится только лет через 200. А образовавшиеся после разрушения плотины болота тоже не улучшат санитарные характеристики района. Наконец, новая экосистема может тоже быть для нас неблагоприятной. Когда исчезнет снежный покров, легко прогнозировать демографический взрыв у насекомых. Про миллион трупов я даже говорить не буду. Вы сами все понимаете. В Подгорном, куда мы переселимся, незараженные грунтовые воды, свободный от загрязнений воздух, а радиация представлена только естественным фоном. Это все, что я хотел вам сообщить.
Выступление было закончено. Демьянов обвел взглядом собравшихся. Все смотрели на него, недвусмысленно показывая, что окончательное решение за ним.
Мерзавец генерал, как же вовремя он умер. Теперь ни на кого нельзя это спихнуть, некем прикрыться.
«Ишь вы, какие хитрые. Легко вам говорить. Доверили мне свои жизни, будто я супермен. А вы вспомните, кто я такой. Меня подняло наверх чудо. Оно же заставило вас слушать меня, старого неудачника. Чем я лучше старлея Олега Колесникова, опера Петра Масленникова, доктора Вернера, академика Старицкого? Они в своих областях профи. А я лысый обрюзгший тихий алкоголик в тельняшке, без семьи, без карьеры… На хер. Чего сопли распустил, тряпка? Вы еще все у меня побегаете».
Он откашлялся и начал. Только без пафоса. Не надо его.
— Товарищи. Даже если бы мы очень хотели, мы не просидим тут всю жизнь. Можно подождать настоящего, пока сойдет снег. Но вместе с оттепелью придут паводки и наводнения. Мы измеряли толщину льда и снежного покрова. Данные анализа свидетельствуют: паводок будет страшный. Убежище, может, и не затопит, но Академгородок превратится в Венецию. И половина Новосибирска тоже. И Бердска. Хотите прыгать по лужам, да? — Демьянов сделал паузу и отхлебнул воды из пластикового стаканчика на столе. — Вы могли бы спросить, почему нельзя пересидеть там год-другой, а потом перебраться на место получше, в низине? — он обвел собравшихся взглядом и понял, что этот вопрос действительно вертелся у них на языке.