Однако, понимание азов человеческой психологии меня не подвело — не доезжая двадцати метров до нашей веселой парочки, машины остановились, немецкие солдаты, как и положено в случае непредвиденной остановки, выпрыгнули из кузова, и, заняв круговую оборону, взяли под прицел обочины дороги, а фельдфебель с начальственным видом спустился из кабины и, состроив морду кирпичом, встал, дожидаясь, когда я подойду ближе. Я же, сделав вид, что только сейчас его разглядел, радостно воскликнул:
— Эй фельдфебель! Выпей со мной! У меня сын родился!
Тот всё также стоял около кабины, видимо представляя, какие кары обрушит на мою голову за пьянство и панибратство. Но, судя по тому, каким взглядом фельдфебель облизывал девушку, более вероятно, что он мечтал о том, как затащит Олю в постель, ну или прямо тут завалит в кустах, чтобы далеко не ходить. Солдаты, находившиеся с моей стороны машины, увидев причину остановки, поднялись с земли и с нескрываемой похотью пялились на девушку. Тем временем я, приблизившись к врагам, пьяно споткнулся, выронил бутылку и, восстанавливая равновесие, завел руку за спину, выхватил из-за пояса гранату, демонстративно выдернул шарик и бросил под ноги немцам с криком — «Граната!». Фрицы находившиеся с моей стороны машины, следуя крепко наработанным рефлексам, среагировали правильно — бросились на землю, причем фельдфебель прыгнул точно в мою сторону и на лету получил от меня сапогом в голову. Вырубив его, я немедленно выхватил из кармана ножи и, метнул их в двух солдат, затаившихся в ожидании взрыва, после чего сразу услышал стоны, подтвердившие точность бросков. Ещё два врага находились с другой стороны машины, откуда раздались три автоматные очереди, стоны, крики, короткая возня и порадовавший меня доклад Хомича:
— Тут чисто! — Значит солдат из кузова и водителей ликвидировали.
— Здесь тоже! — сообщил я ему и приказал выходящим из кустов бойцам, — Этих добить! Бабу и фельдфебеля связать, кляпы в рот. Проверить кузова! Хомич! Все целы?
— Нет! Егоров убит!
Вот же твою мать! Только одну очередь успел вражина выпустить, и вот на тебе!
Но времени на сантименты у меня не было:
— Все трупы в кузов, следы замести!
Бойцы принялись за дело, а я протер сиденье первой машины от крови, сел за руль и завел двигатель. На пассажирское сиденье забралась успевшая одеться Ольга и, получив доклады о готовности, я проехал немного вперед, потом развернул машину и двинулся в обратном направлении. Там в паре сотен метров был удобный съезд с дороги, чтобы отстояться в рощице до скорого наступления темноты. Вторая машина под управлением одного из моих бойцов — бывшего танкиста Михаила Чернова, двинулась следом.
Это Галина Федоровна Котова, — происнесла Оля, когда машина остановилась в среди осин.
— Ты про кого? — я не сразу сообразил, о чем она говорит.
— Эта женщина, которая с немцами — моя школьная учительница немецкого, — пояснила девушка.
Ну теперь кое-что становится понятным. Выбравшись из кабины, я прошел к кузову и приказал Хомичу, уже спрыгнувшему на землю:
— Выставь наблюдение!
Сержант стал отдавать приказы, а я заглянул в кузов. Там со связанными за спиной руками сидели полтора десятка бывших пленных, многие из которых плакали едва ли не навзрыд. Фу, неприятное зрелище. На полу кузова лежали обмотанные веревками фельдфебель и Котова. Дав указание пока не развязывать пленных красноармейцев, я подошел ко второму грузовику. Там в кузове стояли ящики с вооружением, собранным на поле битвы. С этим разберемся в лагере, допрос немца и Котовой тоже не является срочным, а вот с освобожденными пленными надо решать. Тут ведь не ясно, какой у них статус — может это добровольные помощники «хиви», а плачут они от того, что боятся наказания за предательство. Отойдя в сторону, я дал указание доставить ко мне самого спокойного.