К этому времени тушёнка подогрелась и Пашкин принес нам по одной вскрытой банке. Подспудно беспокоивший меня голод после окончания боя перерос в зверский аппетит и я, достав из кармана ложку, набросился на консервированное мясо. Калинин от меня не отставал и также с большой охотцей наворачивал тушёнку. Поев, он снова молча уставился в огонь. Я некоторое время тактично молчал, надеясь что он сам продолжит рассказ, но тот как ни в чем не бывало пялился на горящий дом, не проявляя никакого желания говорить, поэтому я взял на себя смелость спросить его:
А дальше-то, что было?
Старшина дёрнулся, как будто проснувшись и посмотрел на меня, похоже, не понимая, о чем я говорю, однако быстро сообразил в чем дело:
Ох, что-то я задумался... - он нахмурил лоб, видимо вспоминая, на чем остановился и продолжил, - мины у них кончились и они снова из леса полезли. Мы по ним стрелять начали, а они где ползком, где перебежками приближаются. Тут комиссар - он же после ранения Волкова за главного остался - и поднял роту в атаку, в штыки! Етить растудыть! А у тех снайпера, да пулеметы с автоматами, да и больше их раза в два, а то и в три было. Вот политрука первым и убили. Взводные попытались было атаку продолжить, да финны и их тоже... Вот мы и отступили, три десятка наших там осталось, тело комиссара вынесли и в баню положили, похоронить бы... - он снова сделал долгую паузу, но продолжил без напоминаний с моей стороны, - Горбушкиной комиссар приказал отсюда снайперским огнем их прикрывать, но у нее винтовка отказала, самозарядки вообще много у кого заклинили, такие вот дела... А финны поначалу тоже отошли, но как стемнело, попёрли вперёд. Их и так-то в маскхалатах не видно, а тут ещё темень, вот и пришлось нам практически наугад лупить. А они все ближе... Думал, всё уже, сейчас в последнюю рукопашную пойдем. А тут вдруг ты подоспел! Хорошо у тебя с гранатами получилось...
Мы снова замолчали. Я обдумывал услышанное, а старшина похоже снова подзавис, пребывая в полусне с открытыми глазами. Судя по всему, он не собирается заниматься организацией обороны. Вот он развернулся спиной к огню и с выражением блаженства теперь греет спину. После пережитого боя он впал в состояние пофигизма, тем более, что в подразделении есть старший по званию - капитан Горбушкина, которая и будет за все отвечать. Но та тоже в прострации после гибели комиссара, с которым у неё были близкие отношения. Возникает вопрос - а мне, что больше всех надо что ли? Разумеется, если бы не финны, расположившиеся в нескольких сотнях метров, мне тоже было бы похрен в квадрате на возникшую анархию. Нашел бы местечко потеплей - и на массу. Однако так расслабляться в непосредственной близости от врага нельзя, как минимум надо организовать оборону.
Краснов!
Я! - бодро откликнулся боец, также уже успевший подкрепиться тушёнкой.
Бери бумагу и карандаш, - я протянул бойцу письменные принадлежности, - Вместе с Касумовым обойди позиции, перепиши, кто есть живой. Если есть раненые, оказать первую помощь и доставить в госпиталь. Но вообще этим санитары должны заниматься. У погибших забрать документы, переписать. Если у кого нет еды, выдай им из наших запасов финских консервов, только запиши. Всё понял?
Понял!
Выполняй!
Есть!
Бойцы поднялись и направились на обход позиций.
Федоров!
Я!
Бери пулемет и за мной!
Есть!
Пашков!
Я!
За мной!
Есть!
После того как бойцы нагло наехали на меня на хуторе, а потом увидели, что были глубоко неправы, их исполнительность меня только радует. Понимают, суки, всю глубину своего грехопадения.
Раздав приказы своим бойцам, я, оставив Петровича в тепле и одиночестве, направился в баню. Войдя, я увидел там Горбушкину, которая все также сидела в обнимку с трупом комиссара, но теперь уже молча и неподвижно. Глаза у нее были закрыты.
Товарищ капитан, разрешите обратиться!
Никакой реакции, даже не пошевелилась. Подойдя ближе, я её слегка толкнул в плечо. Девушка без всякого сопротивления упала на бок. Без сознания. Взяв её на руки, я вышел из бани и отнес ее в теплое и безопасное место за горящим домом. Осмотрев её, отнес чуть подальше и положил на поваленный забор - лицо и руки обморожены, что в общем-то немудрено - в бане ведь было холодно также как и на улице, не ошибусь, если скажу, что уже и минус сорок может быть.
Пашкин! Иди снимай с убитых шинели, сколько есть, капитана надо завернуть, а то она обморожена.
Есть!
Так давай её сюда! В тепло! - старшина внезапно пришел в себя, но, по незнанию, сморозил явную глупость.
Нельзя, надо укутать потеплей и дать горячее питьё, чтобы отогревалась изнутри.
Так может, в госпиталь?
Там сейчас раненых много, могут, не глядя, раздеть, да в тепло положить, а потом руки отрезать придется. Сами отогреем! Ты бы лучше чайник или другую посудину нашел, чтобы ей сладкого горячего чая сделать.
Да я сейчас в кружке снег растоплю и сделаю, сахар у меня есть! На вот, шинель мою возьми, я тут и в одном ватнике не замерзну.
Взяв шинель, я положил её под Горбушкину, потом снял с себя балаклаву и надел на неё, а сверху свою кроличью ушанку, завязав шнурки под подбородком. Тем временем появился Пашкин и принес пять шинелей. Мы вместе укутали девушку, закрепив кокон из шинелей ремнями.
Когда мы закончили её укутывать, старшина принес кружку с горячим чаем. Отхлебнув, я поставил кружку остывать в снег - слишком горячо. Повернувшись к Горбушкиной, я увидел, что та открыла глаза.
Лежите, товарищ капитан, у Вас обморожение, сейчас горячего дам.
Девушка молча поводила вокруг глазами и сфокусировала взгляд на мне. Тем временем чай уже достаточно остыл и я приподняв голову Горбушкиной, которая так и продолжала смотреть мне в лицо, задрал балаклаву и поднес кружку к её губам.
Пейте, товарищ капитан, маленькими глотками.
Та неспеша стала пить чай. После того, как она опустошила кружку, я вновь натянул ей на лицо балаклаву и кликнул бойцов:
Пашкин, Федоров! Там, если я не ошибаюсь, в дальнем доме первого взвода окна уцелели, несите её туда. Прогреваться она должна своим внутренним теплом, поэтому в доме должно быть прохладно, но не холодно. Через полчаса ещё дать горячего чаю, но не кипятка. Когда размораживание пойдет, ей будет больно, надо будет потерпеть. Найдите санитаров, объясните всё им и пусть за ней ухаживают. Потом ко мне!