– Во всем виноваты мужики! – предложила тезис для обсуждения Катя, когда мы временно исчерпали самые интересные темы для диалога. Я имею в виду методы кормления, сцеживания, переодевания грудничков, использования памперсов, вред (и польза) спанья в одной кровати, сроки прикорма и т. п. Все то, что долгие годы оставляло меня совершенно равнодушной, и даже провоцировало серьезные приступы зевоты, теперь интересовало меня до глубины души. В подобных разговорах мы с Катей проводили долгие часы между уколами и осмотрами. Но, согласитесь, и тему мужиков мы не могли оставить в стороне.
– Сволочи. Чтоб я еще хоть раз, хоть одному из них… – с готовностью поддержала я.
– Не зарекайся. У меня вот уже второй ребенок. Но все равно, мужики – сволочи. Я тут, понимаешь, мучаюсь, не сплю, терплю уколы, а он там празднует.
– Несправедливо, они там пьют виски, гуляют, а мы тут стонем.
– От мужиков все беды, – азартно сверкнула глазами Катя и принялась в деталях, подробно и с художественными элементами обсасывать, как именно, когда и в чем провинился перед ней ее супруг, Павел. Я узнала, что он чуть не сорвал роды, упав в обморок, когда она (Катя) начала тужиться.
– Я рожаю, а медперсонал скачет вокруг него с нашатырем!
– Негодяй! – согласилась я. Далее мне было поведано, что в первом триместре Катерину от мужа тошнило, а он, мерзавец, не понимал, обижался и однажды напился с мужиками в гараже до такого свинского состояния, что Кате пришлось слечь от греха подальше на сохранение на недельку.
– Токсикоз – сложная штука, – хищно улыбнулась она. – Зато потом он как цапель стоял у меня под окнами и клялся, что до самых родов капли в рот не возьмет.
– Не взял? – заинтересовалась я.
– Пиво – считается?
– Нет.
– Тогда не взял, – утвердительно кивнула Катя. В общем, сцепились мы с ней языками по полной программе. Я тоже поведала ей все перипетии моих сложных отношений с мужчинами вообще и с Константином Прудниковым в частности. Видимо, сработал эффект случайного попутчика. Разве можно ожидать чего-то плохого от девушки, с которой столько раз вместе кормили грудью, сцеживались, а после выписки наверняка не увидимся больше никогда. Потому что я живу в…теперь получается, что в Марьино, а она на Щелковской.
– Вернется к тебе твой Костя. Обязательно вернется. А потом, кто сказал, что это не его сын? На кого он похож? – спросила меня Катя, выслушав всю историю в самых детальных подробностях.
– На кого? – переспросила я. Потом внимательно осмотрела ребенка. Маленький, сморщенный, нос пимпочкой торчит на круглом личике. Много складочек, глаза пока вообще с трудом определяются, потому что он предпочитает держать их закрытыми. Даже когда орет. Орет он громко. Но это, скорее, в меня, а не в Костю. Впрочем, Денис тоже мог и прикрикнуть, так что сказать что-то определенно было сложно.
– Ничего, подрастет, все разъяснится, – успокоила меня Катерина. В отсутствие Динки (которую так и не пускали в отделение) она прекрасным образом исполняла ее обязанности. В ответ на мои услужливо подставляемые в любое время дня и ночи уши.
– Да? – задумалась я. – А ты знаешь, он такой прекрасный, этот мой мальчик, а мужчины все сплошь такие негодяи и мерзавцы, что мне, пожалуй, совершенно все равно, кто его биологический отец.
– Это понятно. Но ты же хочешь, чтобы Костя вернулся? – уточнила Катерина. Я кивнула. Конечно, я этого очень хотела. Но сейчас, если честно, было не самое лучшее время, чтобы мучиться от любви, ругаться, выяснять отношения. У меня сил не было даже на то, чтобы помыть голову, а что бы я делала, если бы мне пришлось доказывать Косте свою любовь. Так что даже и к лучшему было, что сейчас он и не думал меня забирать. Он наверняка еще дуется, а потом он думает, что я благополучно донашиваю киндера, сидя около Динкиного окошка. Ему и в голову никогда не придет, что я отправилась рожать в тот же день, что покинула его. Костя вообще неторопливый парень. Пока он закончит обижаться на меня, я успею прийти в себя и привести себя в порядок. А пока…Динка забрала меня из роддома ровно через семь дней, как по писаному.
– Ну, ты и здорова, мать. Ни одного осложнения, – восхитилась она. Если бы у меня были силы посмотреть на ситуацию со стороны, мне бы показалось весьма забавным, как мы с ней смотримся среди толпы встречающих папаш, бабуль и прочей околосемейной родни. Эдакая ультрасовременная семья лесбиянок, нежно, под ручку выходящая из родильного дома с голубым конвертом в руках. Мы даже сфотографировались на память: я, причесанная и приведенная в порядок скудными Катериниными средствами и Динка, с детёнком на руках, всклокоченная, не выспавшаяся и не накрашенная. Нормальная семья.
– Сплюнь, – замахала руками я. – Мне еще сколько грудью кормить. Знаешь, чего тут не бывает. Вон, Катьку должны были еще до меня выписать, а сидит.
– А что с ней? – из вежливости поинтересовалась Динуля. Она явно делила весь мир на своих и чужих. Катя своей для нее не была.
– Какой-то воспалительный процесс. Антибиотики колют. А вдруг у меня тоже что-то, а врачи не заметили?
– Да ладно, все будет в порядке, – утешила меня Динка. – Знаешь, тебе сейчас не об этом надо думать.
– А о чем? – удивилась я. – Что может быть важнее моего здоровья?
– Имя. Ты должна дать ребенку имя.
– Ах да, – улыбнулась я. – Ну, это не проблема. Есть только одно имя, которым я хочу называть мужчину, который спит рядом со мной.
– Спит?
– Ну, сейчас у меня только один мужчина, который жить не может без моей груди, – довольно пояснила я. Динка нахмурилась.
– Мне пришла в голову дикая мысль. Я права? Ты назовешь его так, как я подумала? Это же глупость.
– Почему? – невинно пожала плечами я.
– Потому! – воскликнула она. – У ребенка должно быть свое собственное имя.
– Константин – прекрасное имя. Переводится с греческого как «постоянный». Что меня более чем устраивает.
– Ты сошла с ума.
– Ничуть. Ты пойми, что вернется Костя ко мне или нет – это еще бабушка надвое сказала.
– Почему? – фальшиво округлила глаза Динка. – Обязательно вернется.
– Не глупи. Я и сама понимаю, что это неизвестно. А так у меня будет хотя бы один Константин, который будет любить меня, какие бы глупости я не натворила.
– Отлично! Прекрасно! Называй, как хочешь, только потом не жалуйся!
– Не буду, – с готовностью закивала я. – И потом, посмотри на него, ну разве он не Константин?
– Костя? – с недоверием посмотрела вглубь моего кулька Динка.
– Кхе! – согласно крякнул сынок.
– Ну, что с вами делать, – всплеснула руками подруга. Я подумала, что, наверное, ее обидело то, что я решила все сама, без ее участия. Но это было поправимо.
– Будешь нашей крестной?
– Я? Крестной? Ты окончательно спятила! – фыркнула Динка. Но щеки ее порозовели от удовольствия.
– Ну, конечно, спятила. Так будешь или нет?
– Ну, если ты настаиваешь, – протянула она. – И если меня в церковь вообще пустят.
– Настаиваю. Пустят.
– Константин? – гораздо более благожелательно переспросила Дина, косясь на малыша.
– Константин, – кивнула я. Мы подъехали к дому. Мне подумалось, что теперь, отныне все у меня будет просто прекрасно. Солнышко будет светить гораздо ярче, чем раньше. Проблемы будут обходить меня стороной, все само как-нибудь образуется, а я буду бегать и улыбаться, как девочка в каске. Да, подумала я, Динка как всегда была права. Счастье – исключительно субъективное понятие. И теперь я буду счастлива всегда, невзирая ни на что. Просто потому, что я живу, что у меня есть сын Константин, которого я обожаю. И еще один Константин, которого я тоже очень, очень люблю. И который обязательно вернется ко мне в один прекрасный день. И тогда все окончательно станет прекрасно. Если б я только знала, что до прекрасного мне в тот момент было примерно как до Парижу.
Глава 3.
Жизнь как чудо (почти как у Кустурицы)