Балерина Ольга Лепешинская вспоминала, что во время одной из поездок на фронт бригады артистов Георгий Константинович пригласил ее и Ивана Козловского к себе в штаб на ужин. И когда Козловский спел для Жукова песню «Темная ночь», тот обнял его, а в глазах у маршала были слезы.
Эра Георгиевна: Папа очень любил эту песню. Он вообще любил музыку. В одном из сохранившихся у нас писем из Монголии писал маме, что ему удалось раздобыть патефон, и просил ее привезти пластинки. Вообще, отец любил все русское, ему нравились русские песни, военные ансамбли, уже после войны мы всегда ходили на их выступления. Да он и сам немного играл на баяне. Вскоре после разгрома немцев под Москвой к нему на командный пункт в Перхушково приехала делегация из Тулы. Они привезли отцу в подарок тульский баян. До этого папа играть на музыкальном инструменте не умел, но за год, хоть и урывками, немного научился. Нот он не знал, под руководством своего фронтового учителя – красноармейца Ивана Усанова – подбирал мелодии на слух и вскоре уже смог играть свои любимые распевные русские песни, например: «Степь да степь кругом», «По диким степям Забайкалья». Песню «Темная ночь» мы иногда исполняли вместе – он на баяне, я – на аккордеоне, который отец подарил мне в конце войны. И даже маленькая Элла тренькала в такт на своей детской гармошке. Я, признаюсь честно, аккордеон не очень любила, хотя после войны увлечение этим инструментом было прямо-таки повальным, но огорчать отца не хотелось. Кстати, во время войны папа подружился с прекрасной певицей Лидией Руслановой, которая не раз приезжала к ним в составе фронтовых бригад. Там Русланова познакомилась с генералом Владимиром Крюковым, за которого вышла замуж. После войны они часто бывали у нас в доме. Мы ее обожали.
Русланова и Крюков после войны были арестованы вместе с другими соратниками Жукова…
Эра Георгиевна: Да. После Парада Победы отец собрал всех боевых друзей на даче. Габариты дачи это позволяли, народу было много, в том числе и Крюков с Руслановой. Гости произносили тосты за Победу и ее творцов. Наконец очередь дошла до Руслановой. Она встала и торжественно произнесла примерно такой тост: «Правительство наградило многих из вас орденами, по заслугам оценив ваш вклад в Победу, но вот для ваших жен не учредили ордена за то, что они вас любили, ждали, поддерживали, а в свое время и портянки стирали. Я хочу наградить жену маршала Жукова Александру Диевну за терпение, за верность, за преданность…» И вынула из сумочки брошь в форме звезды, очень красивую, с бриллиантами. Мне запомнилось, что она была слегка желтого оттенка, старинной работы. Брошь эта принадлежала когда-то Наталье Николаевне Гончаровой. Руслановой эту реликвию продали только после того, как она сказала, что хочет подарить ее жене маршала Жукова. За этот жест Лидия Андреевна жестоко поплатилась. А брошь была у мамы недолго. Во время обысков, когда на отца собирали компромат, ее забрали. Отец рассказывал, что, будучи министром обороны, он получил возможность ознакомиться с материалами своего «дела». Он читал опись того, что изъяли, и эта брошь там не фигурировала. То есть кто-то положил ее себе в карман. Хотелось бы узнать судьбу этой реликвии – достойному ли человеку она в итоге досталась…
А подготовку к Параду Победы вы помните?
Эра Георгиевна: Разумеется! В первых числах мая папа позвонил нам и каждого по очереди поздравил с Победой. А домой он приехал за несколько дней до Парада. Уже было известно, что он будет принимать Парад. Особенно тренироваться ему было не нужно – он ведь был кавалеристом, в юности принимал участие в конно-спортивных состязаниях. Переезжая с места на место, мы перевозили его призы – кубки, изваяния лошадей, которых было очень много. Навыков папа не потерял, но пару раз все-таки ездил в манеж. Это было большое событие – и в его жизни, и в жизни нашей семьи. К папиному приезду уже был готов парадный мундир. Он висел на спинке стула, отутюженный, начищенный. Ордена сияли, но мы с сестрой все равно ходили вокруг и то и дело протирали их мягкой тряпочкой – очень уж хотелось поучаствовать в подготовке. Папа несколько раз репетировал свою речь: сначала вполголоса, как бы про себя, потом посадил всех нас, и мы слушали. Спрашивал: «Ну как?» Мы аплодировали. Ну а в день Парада мы заранее пришли на трибуну. Настроение было приподнятое, и мы не замечали того, что идет дождь. И вот из Спасской башни Кремля 24 июня 1945 года на Красную площадь выехал на прекрасном белом коне по кличке Кумир наш папа. Выглядел он, по-моему, великолепно и очень торжественно. Это был его звездный час. Было ему тогда 48 лет.