Незнакомец давно отключился, а Митчелл так и сидел, держа в ладони телефонную трубку. И очередной звонок оказался таким неожиданным, что конгрессмен, вздрогнув, выронил телефон, едва не разбив его.
– Эдвард, – это был Джонатан Хаскин. Техасский конгрессмен, судя по глоссу, пребывал в отлично расположении, был бодр и весел. – Прости, если отрываю тебя от важных дел, но я подумал, что ты, возможно, погорячился тогда, в "Реддингсе". Может быть, друг мой, ты изменишь решение, пока не поздно?
– Да, я поспешил с выводами, – спокойно, словно ничего не происходило, ответил Митчелл. Он понимал, что противиться той таинственной силе, которую в данный момент олицетворял этот ковбой Хаскин, было превыше его возможностей, по крайней мере, сейчас. – Я думаю, нам нужно выступить в защиту грузинского народа, и появление в этой стране нескольких тысяч американских солдат обеспечит мир и стабильность надолго. Полагаю, Джонатан, я сумею убедить в этом и некоторых наших коллег.
– Я рад, друг мой, что ты так считаешь, – радостно ответил Хаскин. – Ты не представляешь, какое благое дело делаешь, принимая такое решение. Клянусь, потомки тебя не забудут, а грузины при жизни поставят тебе памятник.
– Да, да, разумеется, – рассеянно ответил Митчелл. Перед глазами, будто наяву, стояли прокляты фотоснимки. – Конечно, это замечательно.
Конгрессмен не сомневался, что американские солдаты теперь уже непременно появятся в Грузии, но ему оставалось лишь гадать, кто и зачем затеял все это. Но кто бы это ни был, его способности не шли ни в какое сравнение даже с возможностями спецслужб, если и не по техническому уровню, то по цинизму и решительности точно. Эдвард отчетливо понимал – эти люди, подцепившие самого конгрессмена на такой крепкий крючок, не остановятся, и не ему, не в одиночку, пытаться что-то изменить.
Кому-то было жизненно необходимо нагнетать напряженность на Кавказе, и так никогда не отличавшемся спокойствием. И эта сила, вдвойне могущественная, ибо никто, кажется, даже не подозревал о ее существовании, похоже, умела добиваться своего. И при мысли о том, что он, Эдвард Митчелл, оказался лишь одной из пешек в руках этой силы, не считающейся ни с чем, конгрессмен почувствовал безотчетный ужас.
Глава 11
Игроки и пешки
Санкт-Петербург, Россия – Вашингтон, США – Тикрит, Ирак
27 апреля
– Аккуратнее, – прораб, наблюдавший, как работяги в спецовках и ярко-оранжевых пластиковых касках, негромко матерясь и натужно покряхтывая, перегружают большой деревянный ящик из фургона длинномерного тягача на электрокар, давал отрывистые команды.
Сейчас этот рано располневший мужик с одутловатым лицом анонимного алкоголика был похож на генерала, обозревающего поле почти выигранной битвы. В глазах прораба сверкала гордость за мастерство своих подчиненных, хотя для виду он и покрикивал на них:
– Нежнее кантуйте, вашу мать и бабушку так и разтак! Не мешки с цементом разгружаете, – солидно добавил он. – Высокие технологии!
– Да иди ты, Михалыч, куда подальше, – водитель электрокара высунулся из кабины, махнув рукой. – Все сделают в лучшем виде, не парься.
– Знаю я, как они с похмелья работают, – сплюнул под ноги прораб Михалыч. – Вечно с перепою, как только на ногах держатся? Немецкое оборудование привезли, а они с бодуна его разгружают, а? – Михалыч обличающее взглянул на водителя электрокара, точно это именно он поил бригаду минувшим вечером. – Черт знает, кто сегодня понаехал, а этим синякам хоть бы что! Это разве дело?
Рабочие, не обращая особого внимания на своего начальника, матерившегося больше для проформы, продолжали перетаскивать тяжелые, в одиночку не поднимешь, ящики, борта которых были испещрены маркировочными знаками и предупреждениями сразу на трех языках. Все они были трезвы, если не считать пары бутылок пива на пятерых, так, ради поднятия настроения, во время перекура.
Они знали, что за дорогостоящее оборудование, прибывшее прямым рейсом из Германии, с них не просто голову снимут, но будут делать это долго и с удовольствием, а потому работали аккуратно, как только могли. Тем более, сегодня на стройку действительно прибыла целая команда представительных мужчин в строгих костюмах, часть из которых говорила по-русски с большим трудом. Тяжело работать, когда над душой стоит собственный шеф, но еще тяжелее, когда кругом толкутся незнакомые люди с повадками хозяев жизни. Поэтому рабочие не особо обижались и на прораба, который тоже нервничал под пристальными взглядами высокого начальства.
– Готово, – один из работяг хлопнул ладонью по кабине электрокара, подав знак водителю. – Все погрузили. Двигай, давай, Санек!
Максим Громов, с некоторым интересом наблюдавший за ходом работы, лишний раз убедился, что смотреть, как работает другой человек, можно бесконечно. Тем более захватывало зрелище слаженной работы сразу нескольких сотен людей, каждый из которых был мастером своего дела. Собственно, поэтому за сохранность прибывшего издалека оборудования, до поры находившегося под толстыми досками упаковочных ящиков. Громов не сомневался.
– Макс, у вас, русских, работа всегда сопровождается таким количеством мата? – усмехнувшись, спросил стоявший слева от Максима мужчина, как и Громов, довольно молодой, светловолосый и коротко, как стриженый. Он напоминал профессионального военного, офицера в звании лейтенанта, в лучшем случае, капитана, еще не развращенного армейским бардаком, не забывшего вбитую в училище дисциплину. И впечатление это не мог испортить даже дорогой костюм, на который любому капитану родной Российской Армии пришлось бы работать целый год.
На самом деле Гюнтер Хиршманн не был русским офицером, он вообще не служил в армии, хотя находился в отличной физической форме, на зависть иному кадровому вояке. Среди менеджеров среднего и высшего звена в Европе, вслед за заокеанской модой, стало вдруг популярным регулярно посещать спортивные залы. Считалось, что человек должен развиваться пропорционально, совершенствуя не только дух и интеллект, но и тело, что было вполне логично. Максим, на стройке оказавшийся, в общем-то, случайно, был вполне согласен с европейцам, сам регулярно отмечаясь в тренажерном зале и даже занимаясь дзюдо, хотя и не регулярно.
– Что ты, Гюнтер, – Максим стряхнул с себя нахлынувшие мысли, вспомнив, что по правилам приличия следовало ответить на вопрос приятеля. – Это они от избытка внимания со стороны начальства, то есть нас с тобой.
– А, значит, когда начальства рядом нет, они бранятся еще сильнее? – Гюнтер, как никто иной подходивший под данную незабвенным фюрером немецкой нации характеристику истинного арийца, белокурая сероглазая бестия, расхохотался, заставив находящихся рядом рабочих бросить на него неодобрительные взгляды через плечо.
Максим тоже рассмеялся удачной шутке. Гюнтер был все же неплохим парнем, хоть и немец. Он неплохо владел русским языком, что само по себе располагало к общению, был не дурак выпить, при этом, зная меру, и к тому же был просто веселым малым, сразу понравившись Громову, не имевшему предубеждений против иностранцев. Они познакомились еще четыре года назад, здесь же, в Ленинградской области, вместе наблюдая за строительством нефтяного терминала на Балтике.
Тогда и Громов и Хиршманн, оба работали в нефтяных компаниях, а идея создания транзитной системы из Сибири в Западную Европу для поставок русской нефти была очень популярна. И политическое руководство Германии, а также крупнейшие энергетические компании нескольких европейских стран выделили под строительство терминала под Питером большие деньги, прислав вслед за ними и своих наблюдателей. С тех пор кое-что изменилось, и замысел перестал быть таким актуальным. Немцы, несколько месяцев понаблюдав за работой русских нефтяников, убрались в свои края, а Громов, разочаровавшись в прелестях капитализма, оказался по правую руку от Вадима Захарова, став доверенным лицом главы "Росэнергии", выполнявшим его специальные поручения.