Максим Громов, с некоторым интересом наблюдавший за ходом работы, лишний раз убедился, что смотреть, как работает другой человек, можно бесконечно. Тем более захватывало зрелище слаженной работы сразу нескольких сотен людей, каждый из которых был мастером своего дела. Собственно, поэтому за сохранность прибывшего издалека оборудования, до поры находившегося под толстыми досками упаковочных ящиков. Громов не сомневался.
– Макс, у вас, русских, работа всегда сопровождается таким количеством мата? – усмехнувшись, спросил стоявший слева от Максима мужчина, как и Громов, довольно молодой, светловолосый и коротко, как стриженый. Он напоминал профессионального военного, офицера в звании лейтенанта, в лучшем случае, капитана, еще не развращенного армейским бардаком, не забывшего вбитую в училище дисциплину. И впечатление это не мог испортить даже дорогой костюм, на который любому капитану родной Российской Армии пришлось бы работать целый год.
На самом деле Гюнтер Хиршманн не был русским офицером, он вообще не служил в армии, хотя находился в отличной физической форме, на зависть иному кадровому вояке. Среди менеджеров среднего и высшего звена в Европе, вслед за заокеанской модой, стало вдруг популярным регулярно посещать спортивные залы. Считалось, что человек должен развиваться пропорционально, совершенствуя не только дух и интеллект, но и тело, что было вполне логично. Максим, на стройке оказавшийся, в общем-то, случайно, был вполне согласен с европейцам, сам регулярно отмечаясь в тренажерном зале и даже занимаясь дзюдо, хотя и не регулярно.
– Что ты, Гюнтер, – Максим стряхнул с себя нахлынувшие мысли, вспомнив, что по правилам приличия следовало ответить на вопрос приятеля. – Это они от избытка внимания со стороны начальства, то есть нас с тобой.
– А, значит, когда начальства рядом нет, они бранятся еще сильнее? – Гюнтер, как никто иной подходивший под данную незабвенным фюрером немецкой нации характеристику истинного арийца, белокурая сероглазая бестия, расхохотался, заставив находящихся рядом рабочих бросить на него неодобрительные взгляды через плечо.
Максим тоже рассмеялся удачной шутке. Гюнтер был все же неплохим парнем, хоть и немец. Он неплохо владел русским языком, что само по себе располагало к общению, был не дурак выпить, при этом, зная меру, и к тому же был просто веселым малым, сразу понравившись Громову, не имевшему предубеждений против иностранцев. Они познакомились еще четыре года назад, здесь же, в Ленинградской области, вместе наблюдая за строительством нефтяного терминала на Балтике.
Тогда и Громов и Хиршманн, оба работали в нефтяных компаниях, а идея создания транзитной системы из Сибири в Западную Европу для поставок русской нефти была очень популярна. И политическое руководство Германии, а также крупнейшие энергетические компании нескольких европейских стран выделили под строительство терминала под Питером большие деньги, прислав вслед за ними и своих наблюдателей. С тех пор кое-что изменилось, и замысел перестал быть таким актуальным. Немцы, несколько месяцев понаблюдав за работой русских нефтяников, убрались в свои края, а Громов, разочаровавшись в прелестях капитализма, оказался по правую руку от Вадима Захарова, став доверенным лицом главы "Росэнергии", выполнявшим его специальные поручения.
Сейчас, в прочем, Громов был не при исполнении, как говорят люди в погонах. На стройку, развернувшуюся на территории одного из подразделений Ленинградского оптико-механического объединения, он попал по приглашению Хиршманна. Немец тоже покинул нефтяной бизнес, заняв довольно высокое место в руководстве известной уже много десятилетий фирмы "Карл Цейс", и теперь вернувшийся в Россию в новом качестве.
Немецкий концерн был выбран руководством ЛОМО в качестве основного поставщика специального оборудования для переоснащения нескольких производственных линий. По распоряжению президента одному из старейших в стране предприятий, занимавшихся производством линз и оптических приборов, были выделены немалые средства для организации выпуска современной продукции. Оборудование, доставленное из Германии специальным рейсом зафрахтованного "Цейсом" Ил-76, которое и сопровождал Хиршманн, как раз было предназначено для выпуска разнообразных систем, от театральных биноклей до длиннофокусных спутниковых фотокамер.
В прочем, основным назначением этой аппаратуры, и для немцев то не являлось особой тайной, по прибытии в Россию должно было стать производство военных оптических приборов, разнообразных дальномеров и оптических прицелов высокой кратности. И в Москве, решая, стоит ли финансировать ЛОМО, здраво рассудили, что немцы, славившиеся своей продукцией, станут лучшими партнерами, поставляя оборудование высшего качества.
Сейчас строительство близилось к завершению, корпуса уже отремонтировали, сменили все коммуникации, от канализации до системы внешнего наблюдения, и как раз сегодня на промышленную площадку доставили первую партию оборудования, которое сопровождала группа немецких специалистов-наладчиков.
Гюнтер, выполнявший функции простого экспедитора, задачей которого было доставить указанный в контракте груз, убедившись, что в руки покупателей он попадет в целости и сохранности, мог бы со спокойной совестью вернуться в Германию. Но до ближайшего рейса оставалось три часа, к тому же совершенно случайно немец узнал, что в Петербург по своим делам прибыл и Громов. Поэтому Хиршманн, недолго думая, созвонился со старым знакомым, пригласив его прямо на стройку, чтобы потом уже продолжить общение в более подобающей обстановке. Громов, появившийся в северной столице, чтобы лично наблюдать за строительством нового нефтеперерабатывающего завода, с удовольствием принял приглашение, убедившись, что специалисты, работающие в "Росэнергии", свое дело знают, и справятся со всем без его присмотра.
Приехав на ЛОМО, на встречу с Гюнтером, Максим, прежде всего, лишний раз удивился отечественной безалаберности. Стоило только местной охране увидеть, как приехавший из Пулково вслед за фурами с оборудованием немец жмет руку незнакомому человеку без пропуска, все вопросы сразу отпали, и Громову предоставили полную свободу действий. В прочем, на стройке Максим пробыл ровно столько, сколько понадобилось приятелю, чтобы убедиться, что все доставленные из аэропорта ящики попали в руки русских партнеров в целости и сохранности. После этого, с чувством выполненного долга, приятели расположились в уютном кафе на невской набережной, отдыхая от трудов праведных.
– Петербург ничуть не изменился за прошедшие годы, – Гюнтер, воздавая по заслугам отечественному пиву, рассеянно смотрел по сторонам, фиксируя взгляд лишь на фигурках молодых девушек, куда-то спешивших мимо стоявших на улице столиков. – Все так же сочетает в себе западный порядок и русский управляемый хаос. – Немец усмехнулся: – Ваш царь Петр хотел возвести европейскую столицу, а получился город на границе двух миров, таких непохожих, но вместе с тем и неотделимых друг от друга.
Невысокий бритоголовый крепыш, сидевший за соседним столиком, неуверенно поднялся на ноги и, пошатываясь, двинулся к парковке. Максим, краем глаза наблюдавший за ним, отметил, что пару минут назад, вырвавшись из рук этого парня, кафе покинула совсем молодая девушка, сразу привлекшая внимание Громова своей огненно-рыжей шевелюрой.
Видимо, расставание было тяжелым для ее кавалера, решившего, в прочем, не ждать подругу. Однако он явно выпил лишку, и потому, проходя мимо столика, за которым вели беседу Громов и его немецкий приятель, оступился. Пытаясь сохранить равновесие, он оперся на столик, но чуть промахнулся, и пивная кружка, к счастью пустая, упала на колени Гюнтеру.
– Осторожнее, пожалуйста, – Хиршманн придержал рукой крепыша, мутным взглядом уставившегося на немца, сохранявшего спокойствие и насмешливо смотревшего на пьяного громилу снизу вверх. – Возможно, вам бы стоило извиниться, не так ли?
– Ты, – бритый рыгнул, вытаращив глаза на аккуратного немца. Гюнтер говорил по-русски почти без акцента, успев попрактиковаться, и не производил впечатления иностранца. – Че ты сказал?