Дядя Яша внимательно следил за тем, как медленно ползет вдоль детали большой круглый камень, его быстрое вращение невозможно было рассмотреть, а потом, когда невидимая стружка была снята, дядя Яша легонько смещал барабан лимба на какие-нибудь там полделения. Это всего ничего и, может быть, даже меньше, чем ничего, а вот старый мастер постукивал по ручке лимба своим немаленьким кулаком, и всякий раз я удивлялся, как можно приспособиться к такому точному удару. О дядя Яше говорили, что он хоть спи, хоть кури, все равно свое заработает. Говорили так, будто завидовали ему. А я, если и завидовал, то уж никак не заработкам. Меня привлекало в этом человеке совсем другое.
Не на всех людей хотелось смотреть долго-долго, как на дядю Яшу. На его доброе, вдумчивое лицо, на его светлые неприбранные волосы. Он их всегда поправлял одними пальцами. Что-то было такое надежное во всем облике дяди Яши, что даже просто помолчать за компанию с ним — и то успокаивало меня, если я был чем-нибудь расстроен или встревожен.
— Здорово, Леня, — сказал дядя Яша.
— Здравствуйте, — сказал я и подсел к нему.
— Ну, как жизнь? — спросил дядя Яша.
— Да ничего, кончаем учиться.
— Знаю, что кончаете. Куда теперь вас?
— Я бы хотел остаться.
— Остаться? Понимаю. Цех у нас хороший. Тут много чего найдешь. Если тут поработать года два, любое дело не страшно. Как у тебя с бригадиром? Ладишь?
— Кажется, да, он человек.
— Зайцев молодец. Самый тут молодой, а работает как положено. Горячий малость, кричит, петушится. Начальнику цеха и то с ним не совладать. Но дело знает. А если знаешь дело — все нипочем. Тут от тебя любой начальник отступится. Еще и побережет. Без таких работяг ему никуда. Ни к чему, конечно, быть горлопаном, но и без зубов недолго набригадирствуешь. Попросись к нему хорошенько. А хочешь, я поговорю. Ты вроде парень ничего?
— Спасибо, может, и так возьмут, — сказал я. — Вот закончу валики.
Подошли ребята из нашей группы. Завьялов фасонисто держал еще не зажженную папиросу в уголке рта. Какое у него, оказывается, нервное и насмешливое лицо. А вот и благодушный Колесников выкатился на коротких ножках откуда-то из-за угла — он работает во втором крыле цеха, где стоят фрезерные и токарные станки. Занимается ремонтом.
— Привет, — сказал он. — Мастака видел?
— Нашего, что ли? — одурело спросил я.
— А какого же? — удивился Колесников.
— Не видел. А что?
— Да так, наверное, хочет дать втык за вчерашнее.
— Он с психованными не связывается, — усмехнулся Завьялов, вспомнив, как я рассердился вчера на мастера и выбежал из мастерской.
Наши пацаны прошли в глубь курилки, уселись в угол, задымили.
— Чего у тебя там? — спросил дядя Яша.
— Подрался вчера, — сказал я.
— Да ну? Вроде на тебя не похоже. С кем это ты?
— Со старостой.
— Вот те на. Он же как бык.
— Я ему первый врезал.
— А чего это ты?
— Да ну его, дурак он.
— Так уж и дурак?
— Конечно, дурак.
— А с чего это ты взял?
— Да так, ни с чего. Дурак он, и все.
— А ты, значит, умный, — усмехнулся дядя Яша.
— Да уж поумнее. — Мне теперь даже спать расхотелось, как только я вспомнил про драку с Ковальчуком.
Появился Володька. Мой друг не курит, а тоже сюда. Посидеть, отдохнуть. Володька вытирает руки ветошью. Трет изо всех сил, насухо. У него почему-то все время мокнут ладони. Ему сказали: лечись, а то детали ржавеют. Володька лечился долго, мыл руки какой-то едкой жидкостью, но все равно, когда разволнуется мой, в общем-то спокойный, друг, лучше не браться ему за блестящие полированные детали. Володька улыбается мне:
— Привет, Лёпа. Ты чего такой зеленый?
— Так, ничего, — сказал я.
— А что ты утром не пришел? Я минут десять торчал на остановке.
— Проспал, — сознался я.
Володька сел к ребятам. Дядя Яша не спеша докурил папироску, поглядел на моего друга, на Завьялыча, на Колесникова. Он, кажется, не просто всматривался, он вдумывался, вслушивался. Завьялыч и Колесо уже смолили вовсю. Они сидели на скамье вразвалочку.
— Ну что, парни, надоело работать? — спросил дядя Яша.
— Да ну, какая это работа. Вот если бы все делал для себя, тогда бы что, — мечтательно сказал Иван Колесников. — А так и смотреть на нее неохота.
— Ты меня, работа, не бойся, я тебя не трону, — сострил Завьялов.
— Значит, хотите посидеть на сдельщине, и чтобы все у вас было как у всех, без ученических, — полуспросил, полупрояснил дядя Яша.
— Ну да. Я вон в том месяце сколько вкалывал, а что толку, — признался Колесников.