Пора.
Он взял с тумбочки ключи, потянулся к выключателю. Случайная тень упала на папку с бумагами, на которой чётким почерком было написано:
Имярек.
Утро. Цвет красный.
Он проснулся достаточно поздно, в начале девятого. Жена и дочка уже ушли: жена на работу, дочь в школу. В квартире было очень тихо. Звуков улицы также не было слышно: окна выходили во двор.
Несмотря на начало ноября, погода в этом году стояла на редкость хорошая: было тепло и солнце светило, если и не по-июльскому, то уж по-сентябрьскому то во всяком случае. Вот и сегодня небо было иссиня-лазурное, без единого облачка. Стену его комнаты заливал алый свет утреннего солнца. Ветви росшей перед окном акации шевелились от тихого дуновения осеннего ветра, шелестя последними, огненно-багровыми листьями.
Он встал и вышел на кухню. Поставил на плиту чайник и, пока тот закипал, смотрел в окно. Во дворе, на стоянке, машин почти не было. Все уже разъехались: начало рабочего дня. В доме напротив, на лоджии третьего этажа, какой-то мужчина набивал антресоль.
Чайник закипел. Он сделал себе кофе, выпил его несколькими большими глотками, потом закурил. Сегодня у него был выходной и он должен был идти в регистрационную службу, выяснять: как движется дело с получением гражданства. В прошлый раз его попросили дополнительно принести документы о повышении квалификации.
Он с семьёй уже полтора года как переехал в эту - соседнюю - страну, но вопрос с получением гражданства всё затягивался и затягивался.
На новом месте всё, безусловно, складывалось очень и очень непросто. Прежде всего, во многом, иной уклад жизни. Хотя обе страны и были очень ментально схожи, однако тысячи нюансов делали жизнь в каждой очень своеобразной. Он, обретший к своим годам множество навыков, привычек, в конце концов языковых особенностей, чувствовал себя на новом месте как зверь, попавший в чужой лес. Приходилось вновь учиться жизни: правилам существования, общению с людьми.
Не легче было и его семье. Жене пришлось переучиваться - по её специальности работу найти она не смогла. В её возрасте - хоть и среднем, но всё же - переучиваться было трудно. На фоне других проблем, необходимости с нуля устраивать быт, это вносило дополнительную нервозность.
Дочке тоже было непросто: новый коллектив в школе несет потенциальную опасность невосприятия новичка сверстниками и сам по себе, а если учесть, что этот новичок приехал из страны, с которой идёт война...
Квартиру по своему старому месту жительства они, разумеется, продали, а тут, после переезда купили новую. Однако, из-за разницы в ценах, продали они трёхкомнатную, а купили лишь из двух комнат. Это тоже не придавало положительных эмоций: пришлось отказаться от общего зала, оборудовав в обеих комнатах спальни. Для супругов - комната побольше, для дочки - поменьше.
У себя на родине он работал менеджером среднего звена на большом предприятии, но здесь аналогичную работу ему, как и супруге, найти также не удалось. Помог случай. В молодости он увлекался рисованием, у него это получалось и он поступил в художественную школу. В семнадцать лет, одновременно с аттестатом об окончании средней школы он получил и свидетельство об окончании школы изобразительного искусства. Ему была присвоена квалификация художника с правом преподавания. Теперь это ему очень пригодилось и он, тоже правда с трудом, устроился работать учителем рисования. Худо-бедно, но средствами к существованию, пусть скромному, его семья располагала.
Главная же проблема была не в этом. Когда половина жизни, пожалуй даже большая половина, прожита, тяжело оказаться вот так в незнакомой стране, незнакомом городе, без родственников, друзей, коллег по работе, да, в конце концов, без соседей по подъезду, пусть не очень милых и доброжелательных, но уж зато насколько привычных, без которых и сам дом представить, кажется, невозможно.
Резкое изменение привычного уклада жизни вылилось в стойкую депрессию, чего ранее с ним никогда не случалось. На людях он ещё держался - не было другого выхода. Когда же оказывался дома, искал спасение в алкогольном забытьи. В будние дни особо не увлекался - потерять работу было совершенно невозможно, немыслимо. А вот перед выходными покупал спиртное, уединялся на кухне и напивался почти до беспамятства. Жена, обычно резко реагировавшая раньше на подобные вещи, сейчас почти не трогала его. Ей самой было невесело. Она просто закрывала дверь на кухню и в этот вечер их общение на этом заканчивалось. Он сидел, глядя в окно, на покачивающиеся на ветру ветви деревьев, такие же, как и в его городе. Почти такие же...
Он сделал себе ещё кофе. Чайник уже начал остывать и кофе получился негорячим. Он выпил его так же быстро, как и первую чашку. Вновь закурил. Мысли и воспоминания закружились перед ним. Загадочная субстанция памяти вновь перенесла его к решению, Рубиконом разделившим жизнь...
Ему было почти сорок. Он родился в этом городе и прожил тут всю жизнь. Родители же его не были местными. Когда то, много десятилетий назад, семья его матери переехала сюда, за сотни километров, из соседнего государства. В те времена отношения между странами были прекрасными и тысячи семей перемещались через границу в обе стороны в поисках лучшей жизни. Чуть позже в город приехала и семья его отца.
Прошли годы. Отец и мать выросли, встретились, затем поженились. Спустя какое-то время появился на свет и он.
С детства его воспитывал дед - отец матери. Бабушка - мать матери, умерла через пятнадцать лет после переезда, а родители отца, примерно в те же годы, стали жить в деревне, довольно далеко от их города. Дед же остался в квартире с родителями и после их свадьбы, а когда появился внук, охотно занялся его воспитанием. К тому времени он уже был пенсионером, и свободного времени у него было достаточно.
Дед воспитывал внука в соответствии со своими, в общем-то правильными представлениями о жизни: быть самостоятельным, всегда и по любому вопросу иметь своё мнение, держать по-мужски слово. Он же - внук - очень любил деда, и слушал его затаив дыхание. В их отношениях не было "сюсюкания", высокомерия, разговора "мэтра со школяром". Он с самого раннего возраста начал чувствовать себя личностью, и дед решающим образом поспособствовал этому.
А ещё дед привил ему любовь к Родине. К своей Родине, к той стране, в которой он родился, прожил большую часть жизни и из которой приехал в этот город. Он уважительно относился к государству, в котором жил сейчас но, несмотря на прошедшие десятилетия, не ассимилировал, не растворился в среде новых соплеменников. Дед любил рассказывать о своём детстве, о том, как жил в глухом, забытом Богом селе вместе со своими шестнадцатью братьями и сёстрами, из которых до совершеннолетия дожило лишь четверо. Он вспоминал о тяжёлом, с раннего детства, труде. Об одной длинной рубахе, в которой ребёнком бегал летом - штаны в раннем возрасте ещё не полагались. Рассказывал, что лишь в восемнадцать лет, отправляясь в город устраиваться рабочим на фабрику, впервые увидел поезд. И всегда в его рассказах, воспоминаниях красной нитью сквозила любовь к этому незатейливому вроде бы миру, его традициям, взаимоотношениям, жизненному укладу.