Выбрать главу

У дороги, которая вела к дамбе, как раз у небольшого солончака, залитого водой, расположилась маленькая деревушка Пуппевиль. Когда Ивелл со своей колонной подошли к этой деревушке, они были обстреляны из ближних домов. Колонна остановилась.

Разгоревшийся вслед за этим бой был очень напряженным, хотя впоследствии Ивелл вспоминал о нем не иначе как о небольшой стычке. Немцев пришлось выбивать буквально из каждого дома. Сам Ивелл, хотя и пытался грамотно провести бой, почти до самого конца не вполне осознавал всю его серьезность. Он понял это только тогда, когда неосторожно высунул голову из-за угла и в тот же момент почувствовал удар по каске — это была пуля немецкого снайпера. Ивелл стал теперь более осторожным. Он пробрался вдоль улицы, укрылся за забором, который огораживал школьную спортивную площадку, и тихонько выглянул из-за него. Прямо навстречу ему с крыльца школы сбегал что-то кричавший немецкий лейтенант. Ивелл выстрелил в него из пистолета, но промахнулся. В тот же момент немец поднял руки. Следом за ним из школы вышло еще около тридцати немцев. Первый бой Ивелла был проведен успешно.

Сразу же за школой виднелась дамба — узкая прямая дорога, по обе стороны которой стояла вода. А вдали можно было разглядеть песчаные дюны участка «Юта». Сначала на дамбе не было ни единой живой души. Однако затем в кустах около нее появились оранжевые флажки — это был сигнал, оповещающий, что воздушный десант встретился с морским.

Ивелл отправил вдоль дамбы несколько своих солдат, и вскоре они возвратились в сопровождении офицера, который представился генералу Тейлору как капитан Джордж Мабри из 8-го пехотного полка. Парашютисты глядели на него так, словно перед ними был выходец с другого света — ведь он прибыл морем! Это было в 11 часов 5 минут пополудни.

Глава IV. Высадка на участке «Юта»[6]

Несмотря на большой разброс парашютистов и сложный рельеф местности (это в какой-то мере нарушило намеченные планы), десантники, применяя партизанскую тактику, успешно атаковали противника и отрезали оборонявшиеся немецкие войска на побережье от их командования, которое до 12 часов дня не могло получить вразумительную информацию о начале высадки союзников на этом участке. Немецкие подкрепления не смогли подойти близко к месту высадки американцев. Операция прошла успешно и с гораздо меньшими потерями, чем предполагал Ли-Мэллори. Из 805 американских транспортных самолетов, принимавших участие в этой операции, было потеряно только 20 самолетов. Вначале казалось, что парашютисты понесли очень большие потери. Утром после выброски до 85 процентов парашютистов считалось пропавшими без вести. К вечеру почти половина десантников уже действовала в своих подразделениях, а многие, считавшиеся без вести пропавшими, блуждали в течение нескольких дней и потом находили свои части. Через три месяца, когда подводились итоги операции, было установлено, что в день высадки потери парашютистов составили только 10 процентов, включая убитых, пропавших без вести и оказавшихся в плену у немцев. Потери, безусловно, были немалые, но ведь они предполагались еще большими!

На следующий день после высадки Ли-Мэллори в своем донесении Эйзенхауэру писал, что иногда трудно признать свою ошибку, но он рад, что его сомнения относительно возможности выброски воздушного десанта не подтвердились. Он высоко оценивал прозорливость Эйзенхауэра и извинялся за то, что своими сомнениями причинил ему лишнее беспокойство.

* * *

Мабри находился на берегу уже четыре с половиной часа после высадки и за это время прошел около четырех километров. Он был первым офицером, который установил связь с генералом воздушнодесантных войск.

Мабри было двадцать четыре года. Он вступил в армию в период между событиями в Дюнкерке и трагедией в Пирл-Харборе. Будучи младшим офицером, Мабри неукоснительно придерживался правила: не заставляй делать других то, чего не можешь сделать сам. Когда Мабри думал о предстоящих боях, то всегда видел себя впереди всех и на самых опасных участках. Он свыкся с мыслью, что на фронте он, безусловно, будет убит, и это его нисколько не беспокоило. Он не говорил об этом никому, кроме жены. Оставшись в живых по окончании войны, он был несказанно удивлен.