Но решение начать вторжение в плохую погоду заключало в себе не меньшую опасность. Если прогноз подтвердится, все может обойтись хорошо. Если же погода будет хоть немного хуже предсказанной, десантные суда могут пойти на дно, бомбардировка окажется неточной, немецкие бомбардировщики поднимутся в воздух в то время, когда истребители союзников будут находиться на земле, и вторжение может закончиться величайшей военной катастрофой, которую когда-либо переживали американцы или англичане.
И, наконец, в случае неудачи, независимо от того, будет вторжение отсрочено или нет, не останется никакой возможности начать его в то же лето снова, а может быть, и вообще когда-либо. Все силы США и Великобритании, все их надежды были вложены в эту попытку навязать немцам сражение в Западной Европе. Простые солдаты и народ никогда не допускали мысли о том, что война может быть проиграна. Эйзенхауэр понимал, что крах вторжения может означать потерю возможности вообще когда-либо выиграть войну.
Эйзенхауэр никогда не говорил о том, что он пережил в эту решающую ночь, но кое-что мы можем почерпнуть из записки, которую он написал 5 июня:
«Нашим войскам, высаженным в районе Шербур — Гавр, не удалось захватить необходимый плацдарм, и я приказал отступить. Мое решение начать вторжение в это время и в этом месте базировалось на самой надежной информации. Сухопутные, военно-воздушные и военно-морские силы сделали все, что только может сделать храбрость и преданность долгу. Я один повинен в провале и ошибках этой попытки».
Эйзенхауэр принял решение высадить войска независимо от состояния погоды. В ходе совещаний Монтгомери настаивал на том, чтобы начинать вторжение; Рамсей, хотя и неохотно, соглашался с ним; Ли-Мэллори предлагал подождать, но на последнем совещании, в 4 часа утра в понедельник, он также согласился, что нужно использовать имевшуюся возможность, и Эйзенхауэр дал команду начинать вторжение словами: «О'кей, начинаем!»
Вечером, когда корабли отправились и Эйзенхауэру больше ничего не оставалось, как ожидать результатов своего решения, он поехал на аэродром, расположенный возле Ньюберри, на котором американские парашютисты ожидали вылета. Они должны были ночью высадиться на полуострове Котантен. Английским парашютистам в это время предстояло выброситься у Кана. С самого начала планирования воздушного десанта, четыре месяца назад, Ли-Мэллори возражал против высадки американских парашютистов, так как их предстояло высаживать на хорошо укрепленную местность, и он предсказывал, что 80 процентов парашютистов будет уничтожено при посадке. Еще неделю назад он приходил к Эйзенхауэру, чтобы заявить протест против, как он выражался, бесцельной гибели двух прекрасных американских дивизий.
Эйзенхауэр, не разделял его пессимистических доводов, но он не мог пренебречь советом главнокомандующего военно-воздушными силами. По настоянию Ли-Мэллори он уединился в своем штабе и еще раз с величайшим вниманием проанализировал план высадки воздушных десантов. Хотя Эйзенхауэр отклонил возражения Ли-Мэллори, в душе он все еще сомневался. Может быть, Ли-Мэллори прав, а он ошибается? Весь день Эйзенхауэр испытывал беспокойство. Тяжелее всего, как он говорил позже, была мысль о том, что на его совести будет лежать гибель этих молодых американцев.
Однако на аэродроме он скрывал свое беспокойство и, расхаживая среди парашютистов, дружески беседовал с ними. Парашютисты были настроены бодро и даже не подозревали о его опасениях. Один из них, владелец скотоводческой фермы в Техасе, в шутку даже предложил Эйзенхауэру работу на ферме после войны. С наступлением темноты парашютисты заняли места в самолетах. Эйзенхауэр смотрел, как самолеты взлетали и скрывались в сгущающихся сумерках. Начали взлетать самолеты и с других аэродромов, разбросанных по всей Англии, и вскоре небо наполнилось сплошным гулом.
Когда парашютисты уезжали из США, им говорили, что Англия представляет собой фронтовую полосу. Многие из них, перелетев через Атлантический океан, прибыли в лагеря ночью и утром были поражены тем, что увидели: пологие зеленые холмы, старинные гостиницы и церкви, деревни с крытыми соломой домами. Они не заметили никаких признаков войны; все дышало миром и спокойствием.