- Как ты хорошо это сказала,- удивилась Мария Даниловна.
Я засиделась у нее допоздна. Но когда поднялась к себе домой, там никого не было. Папа пошел провожать Шуру и еще не вернулся.
Посуду они всю убрали и даже подмели пол. Все было чисто и как-то пусто.
Заниматься я не могла. Постелила постель, приладила поудобнее свет и легла почитать перед сном. Читала до двух, потом уснула... вставать-то мне рано. Уснула и даже не знаю, когда папа пришел.
А зачем мне, собственно, знать?
Я должна просто за него радоваться, что судьба послала ему настоящую любовь.
Ведь это такое счастье!
Глава шестнадцатая
УДИВИТЕЛЬНАЯ СУДЬБА
Сборка Центра подвигалась крайне медленно, нам нужна была помощь, и в первую очередь помощь самого конструктора. Но автор был отстранен от изготовления своей машины.
Тогда, предварительно созвонившись по телефону, мой отец, Мария Даниловна и Терехов сходили в райком и обстоятельно поговорили обо всем с первым секретарем Кравцовым. В райкоме были удивлены. Позвонили Рябинину. Рябинин сказал:
- Я во всем иду ему навстречу. Терехов не соответствовал занимаемой им должности начальника конструкторского бюро, однако я не снимал его, пока он не закончил работу над проектом своей машины. Теперь он работает в цехе инженером. Для доводки машины я выделил специально оборудованную мастерскую и бригаду слесарей во главе с опытным наладчиком. И он еще жалуется?
- Но Терехов отстранен от участия в изготовлении своего детища. Вычеркнут даже из авторской заявки... Как вы это объясните?
Рябинин ухитрился объяснить - не понимаю как. Все дело было в том, что с ним слишком уж носились. Если Терехов говорил одно, а Рябинин другое, то верили Рябинину.
И вот тогда в редакцию газеты "Известия" поступило коллективное письмо молодых инженеров из конструкторского бюро нашего завода. Там стояла и подпись Валерия, хотя ему ох как не хотелось подписываться. Ведь он был пока только и. о.- исполняющим обязанности начальника конструкторского бюро, к нему еще только присматривались, и его подпись под письмом, осуждающим Рябинина, означала, что главный инженер этого ему не простит.
Но если Валерий боялся Рябинина, то еще больше он боялся уронить себя в глазах товарищей по работе - конструкторов, инженеров, рабочих и, конечно, отца.
А Рябинин ничего и никого не боялся - его занесло, как Зинку. Зинка вся была в отца.
От "Известий" явился худенький веселый очкарик, до того юный на вид, что дородный важный Рябинин и не подумал принять "это явление" всерьез. Но на этот раз он сглупил, недооценив силу прессы. Он был слишком уверен, что "свыше" не допустят никаких фельетонов о Рябинине. Но корреспондент отнюдь и не торопился строчить острый фельетон. Изучив все подробности конфликта, собрав материал, он сумел добиться партийного обсуждения конфликта в стенах завода. В повестке дня собрания стоял один-единственный вопрос: об этике инженера. И это было персональное дело инженера Рябинина.
Собрание действительно получилось острое. И хотя я на нем не была, но представляю, как оно протекало. Кое-что мне рассказал отец, кое-что Мария Даниловна и другие. Разговоров об этом было много.
С Марией Даниловной очень считались на заводе. Она могла и директора, и главного инженера приструнить при случае. К ней шли со всеми неприятностями, со всеми бедами, и она почти всегда как-то умела помочь. Историю с Тереховым она знала во всех подробностях, от всех ее участников, кроме разве Рябинина. Мария Даниловна - депутат Моссовета, Герой Социалистического Труда. Идя на это собрание, она приколола к синему выходному костюму орден Ленина.
В президиуме сидели один из секретарей горкома партии, секретарь райкома и директор завода Иван Иванович Медведев.
В президиум был избран Наташин отец, Андрей Павлович Бережков, слесарь, имеющий на заводе собственную лабораторию, и Алла Кузьминична Бережкова, знатный бригадир, что дало повод секретарю райкома пошутить насчет "семейственности" состава президиума.
Человек, устроивший все это, скромно сидел в уголке, во втором ряду, и что-то писал в блокнот, снимая для этого очки.
С докладом об этике инженера выступил... Рябинин. Доклад был умный, содержательный, он был одновременно этико-философским и чисто практическим, ибо докладчик приводил примеры, за которыми недалеко ходить...
Конечно, он назвал для примера и фамилию Терехова, получившего выговор за неэтичность и занимавшегося кляузами.
Лучше бы Рябинину этого не говорить...
Слово взял конструктор из КБ лет сорока, но вихрастый и курносый, как мальчишка. Я его знала.
Он без долгих разговоров зачитал коллективное письмо в редакцию "Известий". А зачитав, спросил, как же это может быть - в семидесятых годах и на московском заводе? Пусть ему разъяснят этот грустный анекдот!..
Выступили еще два конструктора, потом Бережков - очень деловое выступление, все по тому же поводу. Затем мой отец...
Он спокойно рассказал, как мы работаем над сборкой Центра, как это трудно, и что автор, по существу, лишен возможности руководить сборкой своей машины и это тормозит работу. Затем отец тоже спросил, как это может быть, что фамилия изобретателя исключена из авторской заявки?
А Рябинин хмурился все больше и больше. Медведев огорченно вздыхал и вытирал вспотевшее лицо носовым платком. Ему было так неловко, так стыдно за Рябинина, что он как потупил глаза, так и не поднимал.
Председатель со страдальческим лицом предоставил слово следующему... Товарищу Добиной.
Сразу стало тихо-тихо. Все благожелательно и с уважением следили, как Мария Даниловна поднялась по ступенькам и встала рядом с кафедрой. Ее встретили аплодисментами, она улыбнулась людям, поклонилась и, когда все стихли, Мария Даниловна начала как-то задумчиво и грустно:
- ...Слушала я сейчас одного выступающего, другого, третьего, смотрела на товарища Рябинина, как он хмурился, сердился, как не хотелось ему слушать горькой правды, а передо мной стоял образ того Рябинина, каким он впервые пришел на завод тридцать лет назад. Совсем еще юный, худенький паренек в стоптанных ботинках - в Москву-то он пришел пешком из села Рождественского с Оки, - в отцовской солдатской шинелюшке, опаленной порохом. И цеха того уже нет, снесли за ветхостью, и станков тех кет, на которых он тогда учился работать,- устарели, и списали их за ненадобностью. А в новых цехах, оснащенных умными станками и автоматами, львиная доля труда его - Рябинина Владимира Петровича. О нем говорят: он рос вместе с заводом... не совсем точно. Это завод рос вместе с ним, вместе с такими, как он. Завод-то создавали люди.