- Это реакция: слишком много счастья! - пояснила я сама себе вслух и громко.
- Счастья!!! - Шура расхохоталась.
Она была в хорошеньком халатике, который ей не шел. Она и на деревенскую была не похожа, и на городскую. Она ни на кого не была похожа, только на самою себя.
- Счастье! - повторила она с горечью.
- Как, ты уже не ценишь свое невиданное, сказочное счастье?
- Владя, я ценю. Я очень ценю все, что ты для меня сделала, что делает для меня Попов: не жалеет ни времени, ни сил. Это я ценю. Но... я люблю Сергея, а он... Ты еще ребенок, что ты в этом понимаешь. Стоило ей поманить его пальцем, и он уже все простил.
- Слушай, Шура... Сядь и слушай. Ну? - Она послушно села и поправила задравшийся халат. - Папа тебя любит. Это "го единственная, за всю его жизнь, любовь. На маме он женился не разобравшись - только пришел с фронта. Он просто мечтал о семье - жена, дети. Слишком был измучен. Дети у него были, не совсем удачные, но были, жены, по существу, не было. Он несчастлив в браке. Не расторгал его лишь из-за детей.
- Из-за тебя, Владя.
- Может, больше из-за меня. Валерий - мамин сынок. Затем отец встретил тебя и полюбил. Не артистку Мосфильма, а тебя - Александру Прокофьевну Скоморохову. Ему все равно было: артистка или колхозница - он полюбил тебя. И, насколько я знаю своего отца, он не разлюбит тебя никогда. Ты слушай. А мама его вовсе и не манила. У нее большая беда - смертельная болезнь. А второй муж оказался негодяем. Не захотел принять ее из больницы. Так куда же ей возвращаться, как не домой? Ну, скажи по совести.
Шура вздохнула и пошла умываться.
- Твой отец не придет ко мне больше?
- С чего ты взяла? Как ходил, так и будет ходить.
- Ты меня еще не возненавидела, Владя?
- Почему я тебя возненавижу?
- Ну, все-таки... Разлучница. За мать, наверно, обидно.
- Мне слишком долго было обидно за отца. Мама сама оттолкнула от себя отца... но, учти, она очень больная. И вообще, хватит об этом. Лучше расскажи, как у тебя дела на Мосфильме.
- Съемки еще не скоро, а работы по горло. Хочешь посмотреть сценарий?
Шура подала мне напечатанный на машинке сценарий. В двух сериях!
- Шура, дай почитать.
- Возьми. На два дня. Шура совсем успокоилась.
Я рассказала ей о Зине - о судьбе и гибели. Шура опять поплакала, но уже не о себе. Потом она пошла меня провожать до метро.
- Это он тебя прислал? - спросила она, прощаясь.
- Конечно! - пришлось мне соврать.
Так все вошло в свою колею. Мама лежала молча, словно обиделась на весь белый свет, и смотрела перед собой невидящим взглядом. Утром к ней приходила медицинская сестра делать уколы. Я приносила ей интересные книги, ее излюбленные журналы, но она не читала ничего, даже газет. Это нас встревожило. Я съездила к дяде Александру посоветоваться - он только вздохнул. Мы сидели втроем в кухоньке и пили чай. Близнецов не было дома. Тетя Аля подала такие вкусные пироги, что пальчики оближешь. Я снова заговорила о маминой апатии.
- Что же ты хочешь, она потерпела жизненный крах - еще до того, как заболела. Возможно, потому и заболела,- сказал дядя.- Сначала бесславный конец ее карьеры, какой-то там конфликт. Встал вопрос о переводе ее на периферию. Ты не знала об этом? Второй брак был неудачен с самого начала. Знакомы они давно, но он закоренелый холостяк. Однако человек слабовольный, и, когда Зинаида Кондратьевна поднажала, он сдался - против воли. Но больше того, он ей был не нужен. Ибо Зинаида любила всю жизнь (по-своему, насколько способен любить эгоист) лишь одного человека - твоего отца.
- Дядя, ну что ты говоришь!
- Она и сейчас его любит. - Странная любовь!
- Зинаида Кондратьевна властная, самоуверенная женщина. Разве она могла простить мужу критическое к себе отношение? Она легче пережила бы обычную банальную измену, но измены, как мне известно, как раз и не было... Пока она сама не ушла от брата. А вот неприятие ее как личности - это было. Чем больше Сережа узнавал ее, тем менее принимал, и вот это ему не простили. Так потерпела крах ее семья. Затем - времена меняются, жизнь идет вперед потерпела крах вся ее деятельность.
- Владенька, ты хочешь гоголь-моголь, я живо тебе собью! - вмешалась тетя Аля, укоризненно посмотрев на мужа"
- Спасибо, тетя Аля, с удовольствием съем.
- Что же теперь делать? - снова обратилась я к дяде.- Ведь при таком подавленном состоянии никакие лекарства не помогут.
- Постарайся как-нибудь расшевелить ее.
- Но как?
- Понятия не имею. Если бы ей предложили какой-нибудь пост, она нашла бы в себе силы бороться с болезнью. Ее хватило бы еще на несколько лет.
- А если... побольше нежности как к матери. Может, ей не хватает любви детей? - робко проговорила тетя Аля.
Дядя Александр задумчиво посмотрел на жену. По его лицу пробежала тень.
- Маме никогда не была нужна моя любовь (когда-то меня это удручало). Разве съездить к Валерке? Поговорить с ним... Можно, я позвоню?
Уходя, я крепко расцеловала дядю и тетю: им-то мои поцелуи нужны, они меня всегда любили.
Валерий жил на Ботанической улице, в высоком, как башня, доме на десятом этаже. По счастью, лифт ходил. Брат мне обрадовался и спросил, не вымою ли я заодно у него полы. Ведро с тряпкой ждали наготове. Я быстро вымыла ему пол.
- Вчера мыли из бытовых услуг,- пояснил он,- но вечером нагрянула компания конструкторов, и все затоптали.
У Валерия уютная однокомнатная секция. Мама обставила ее по своему вкусу, так и осталось. У брата своего вкуса не было.
Мы сели с ним в небольшие изящные кресла. Валерий поставил передо мной бананы, предупредив, чтобы я все не ела. (Я очень люблю бананы и однажды съела целый килограмм.) Но сегодня мне было не до бананов.
Я рассказала ему о подавленном настроении мамы и о совете тети Али (я сказала, что это совет дяди).
Валерий почему-то густо покраснел. Я взглянула на него с подозрением.
- Она говорила тебе...- спросил Валерий. (О чем, интересно?)
- Да. Говорила! - вздохнула я.
Валерий взял со стола папиросы и нервно закурил.
- У матери просто начинается заскок! - Он красноречиво повертел пальцем у виска.- Ну как я могу взять ее к себе? Одна комната... И как бы я стал за ней ухаживать? Это долг дочери, а не сына.
Вон оно что.
- Может, мама испытывала тебя?
- Ничего не испытывала, ей не хотелось возвращаться домой... Боялась, что отец будет торжествовать. Надо совсем не знать папу!
- Валерий, не сможешь ли ты чаще навещать ее и... быть с ней поласковее?
- Не умею, не приучай,- буркнул Валерий.- И навещать некогда. Ты, поди, думаешь, вчера были друзья, посидели за бутылкой? Черта с два! До двух ночи говорили о новом проекте Терехова. У них жены не дадут сидеть до двух за проектом, а я холостяк, так они все ко мне.
- Ты, прежде всего, начальник КБ.
- Все еще только исполняющий обязанности. Если бы не это...
- А во-вторых, кто тебе мешает жениться?
- Боже упаси! Никогда в жизни.
- Ты что, женоненавистник?
- Отнюдь нет, но жениться не собираюсь. Попадет такая, как наша мама. Разберешь их. Потом разводись. Да еще алименты придется платить. Нет уж, спасибо!
Я еще раз перевела разговор на маму, попыталась убедить Валерку, но... Он действительно не умел быть ласковым с матерью.
Однако, когда я уходила, он довольно нежно чмокнул меня в щеку. "Вот так бы и маму",- хотела сказать я, но поняла, что это бесполезно. К тому же его прилив нежности объяснялся тем, что я помыла ему полы.
Когда я подходила к дому, меня догнало такси. Это был Миша Дорохов.
- Садись, Владя, покатаю тебя по Москве,- предложил он обрадованно.
Я начала отнекиваться: было уже поздновато, но Миша сказал:
- Садись, Владя, последние дни работаю на такси. Он открыл дверцу, и я села рядом с ним.
- Куда поедем? Только подальше.
- Можно вокруг Мосфильма?..
Машину он вел легко и непринужденно, почти автомата чески, лавируя среди потока других машин.