– А ты не думаешь, что я тебя боюсь? Ты ведь один из тех, кто…
– Нет! – крикнул парень, – Я не такой! Мы все стали другими. Давно, неужели ты не видишь? Этот Союз Юга, эта… вера.
– Вера? – удивилась Флора, – Ты только что шептал молитву своему Богу Иисусу, а не Совету Медиумов.
– Учение Союза Юга это не религия. А вера в людей и вера людям, вот о какой вере я тут говорю тебе, Нетварь.
Они замолчали.
– Ты и правда не такой? – тихий вопрос Флоры был так похож на шелест листвы.
Юноша вздохнул и усмехнулся.
– Да откуда же я знаю?
Снова тишина разделила их мысли по разным руслам.
– Думаешь, ты один приходил так?
Николай вздрогнул.
– В смысле? – рука сжала отточенное лезвие, – Ты что, убила? Опять?
Флора молчала.
– Ну?
– Нет, нет, я понимаю.
Может быть, она говорила сама с собой?
– Но и мне страшно и тебе страшно. Как будем жить?
– Что?
– Если ты останешься. Как мы будем сосуществовать?
Николай стёр струйки пота с лица. Он смотрел перед собой потерянным взглядом и словно видел себя со стороны.
Видел мысли и чувства. Свои, её.
– Как?
Она вздохнула.
– Боюсь, я не могу тебе сказать. Ты должен догадаться сам. И отгадка в твоих руках. Если я буду тебя узнавать, я смогу перестроить себя, не считать тебя врагом. Но я боюсь прочитать твои мысли, ведь в них может быть ложь. Ты же хочешь меня уничтожить, разве нет?
– Если нет иного пути остаться рядом с Касумико, то да.
Правда ли это? Правда ли то, что он только начал понимать? Может, вся его жизнь в Союзе Юга, и эти долгие беседы с Медиумом вели к этой точке? Ведь это он сам, это его мысли.
И тогда он сказал:
– Но я не вижу причин хотеть твоей смерти. Ты могла нас убить, но остановила войну. Твой грех огромен, но раз ты есть, значит и в этом капля – Божьего замысла. И не мне судить тебя, Нетварь. Нет, Флора, я не хочу твоей смерти.
– Тогда ты знаешь что делать, человек.
Он с шумом втянул ноздрями воздух. И страх забился сильным надрывным вихрем, он спешил заполнить все его существо. Но мог ли он поступить иначе? И никогда не узнать, что же будет.
– А если я не прав? Если ты не права?
– А я не скажу тебе. Прости, человек, это только в сказках сфинксы дают подсказки в загадках. Докажи себе и мне свою искренность. Веру, если тебе угодно. Знаешь иные способы, вперёд. Пробуй. Я не знаю.
Он поднялся на ноги. Сделал шаг вперёд и ступил ногами в шевеление жизни.
Щупальца дёрнулись в его сторону, но мгновенно отпрянули.
– Ну же, решайся. Или на пол пути остановишься, человек?
Он почувствовал страх.
Свой страх.
И её страх.
И веру.
Желание Флоры испытать эту веру.
Может быть, последний шанс этого существа поверить людям.
Он поднял нож и ударил себя в руку.
Кровь потекла вниз. Горячая, тягучая, туго, остро болезненная на ощупь. Рука загудела, а от боли он готов был прокусить губу насквозь. Силы покинули его, когда колени ударились о землю. Кровь брызнула в шевеление щупалец.
Николай отполз назад. Перед глазами плыл туман, боль в руке и во всём теле высосала последние силы. В переплетении зелёных нитей потерялась острая твёрдость ножа, а сил дотянуться – не было. В изнеможении Николай подтянул ближе непослушную тяжесть руки. Взгляд наткнулся на тёмное пятно засохшей крови. Значит – не умер.
– Ты поправишься, – раздался голос Флоры.
Николай не сумел ответить. Прошло много времени, и силы начали возвращаться. Тогда юноша поднялся на ноги и побрёл назад, к месту посадки шаттла.
Они кричали и махали ему. Кто-то бросился навстречу. Руки протянулись, чтобы поддержать, помочь, донести. Шаттл уже опаздывал. И если они не поспешат, корабль улетит. А когда следующий? И будет ли он вообще? До Красного мира лететь много месяцев. Кто решится ради одного или двух человек менять расписанные по секундам маршруты? В ближайшие годы Малый мир не планирует новых полётов к Земле.
– Оставьте, – отмахнулся Николай, – Летите без меня.
Они стояли и смотрели с вершины трапа. Лея и Оскар и многие другие вернутся на Малый мир. Алекс и остальные полетят дальше.
И только Касумико в изумленном молчании глядела на него так, словно увидела приведение. Пара часов в объятии Флоры стоила многого.
– Остаюсь, – тихо сказал Николай. Эти слова слышала только японская девушка, но там, высоко в проёме металлического корпуса поняли, что ждать бессмысленно.
– Я сейчас, – он нашёл в себе силы и подошёл к краю трапа. Протянул раскрытую ладонь. Оскар спустился и взял в руки синий стеклянный шарик. Он ещё хранил тепло руки Николая.
– Не забывайте нас.
Пилот крикнул, чтобы закрывали люк, и последние слова поглотил рёв двигателей.
Двое взялись за руки и отошли на безопасное расстояние. Вспыхнули огненные струи, металлическая птица оторвалась от земли и в ураганном грохоте пронзила небо. А потом они долго смотрели, как тает в голубой бесконечности тонкий белый след.
– Как же ты так? – Касумико гладила ладонями его лицо, и в изумлении метался её взгляд. Словно в уголках глаз, в усталой бледности лица или в обесцвеченных солнцем волосах можно было найти ответ, – Это верная смерть!
– Поживём – увидим, – медленно проговорил Николай.
Придёт время, и он обо всём расскажет. Когда поймёт. Или когда смирится с тем, что понять можно многое, но далеко не всё. Только одно очевидно – назад пути нет. И если он решил остаться там, где труднее всего и опаснее всего во Вселенной, то это во многом из-за неё, японской девушки.
Но есть и другие причины.
– Это наша с тобой Земля, наш дом. Будет непросто, но вместе мы справимся.
Эпилог
Мир был тихим, он спал с начала времён. Небесный огонь омывал его плоть, а жгучий эфир превращал землю в красную окись. Странники-метеоры наносили удары по тверди, оставляли глубокие рубцы. Испарялись безжизненные моря. В зыбком, тонком воздушном своде над миром рождались и умирали тонкие нити облаков.
Когда холодную тишину нарушили выхлопы двигателей, мир беспристрастно принял гостей. Люди прибыли надолго, возможно, навсегда. Им не хватало тепла и воздуха, но они боролись, цеплялись за жизнь и строили подземные города. Катакомбы не были похожи на города потерянной Земли, города из прошлого остались в памяти.
Под керамическими куполами, собранными из шестигранных плит, вглубь планеты уходили многоэтажные комплексы. В просторных залах под лампами дневного света зеленели деревья – они проросли из семян, привезенных с Земли.
Но лазурные своды пещер – это иллюзия, они, не могли заменить родного синего неба.
Поколения сменяли друг друга, и память о Земле таяла, как и надежда на то, что когда-нибудь люди сумеют вернуться домой.
Но в самом начале эпохи переселения не было роскошных подземных галерей. Люди часто вспоминали покинутый дом и подолгу смотрели в холодное небо четвертой планеты от Солнца.
Среди них был человек, один из тысяч. Он многое познал: жизнь и смерть, ненависть и любовь. О нём сохранились отрывочные воспоминания.
В памяти потомков автор остался под именем Станислав Ушаков (Корнеев).
2004-2009 гг