Бой в Коралловом море 7-8 мая 1942 года закончился вничью при несколько большем уроне, понесённом американцами. США потеряли один тяжёлый авианосец ("Лексингтон") потопленным и один ("Йорктаун") повреждённым. С японской стороны погиб лёгкий авианосец "Сёхо", тяжёлый авианосец "Сёкаку" в результате попадания в него трёх крупнокалиберных бомб получил серьёзные повреждения, а авиагруппа с авианосца "Дзуйкаку" потеряла много самолётов с опытными экипажами.
В стратегическом смысле это сражение стало победой американцев: угроза Новой Гвинее была ликвидирована, а японское соединение накануне операции против Мидуэя утратило треть своей боевой мощи. И снова Ямамото поступил по-своему: он счёл, что оставшихся у него в строю четырёх авианосцев будет достаточно для полного разгрома американского флота (по данным своей разведки японцы предполагали встретить у Мидуэя один, максимум два авианосца противника). Ямамото жаждал генерального сражения с флотом противника: лавры Цусимы не давали ему спать спокойно.
Специалисты-дешифровальщики американской службы радиоперехвата сумели расколоть секретный японский код, и американцы своевременно узнали о готовящемся нападении на Мидуэй. Ремонтные работы на повреждённом в Коралловом море "Йорктауне" шли ударными темпами, и этот авианосец был возвращён в строй за рекордно короткий срок. Таким образом, США смогли противопоставить японскому флоту три авианосца, а вовсе не один-два, как ожидал Ямамото. Но японский адмирал был настолько уверен в успехе операции, что выделил два лёгких авианосца для демонстративной атаки второстепенной цели - Датч-Харбора на Алеутских островах - одновременно с атакой Мидуэя.
А дальше - дальше пошла целая серия случайностей из числа тех, которые решают судьбы людей и целых государств и даже меняют ход истории всего человечества.
– Господин адмирал, перевооружение закончено - торпеды подвешены. Мы можем поднимать вторую волну.
– Отлично, - Нагумо шумно выдохнул, словно пловец, наконец-то вынырнувший на поверхность. - Всем машинам: взлёт! И да поможет нам богиня Аматерасу-Амиками!
Пронзительный свист перекрыл рокот моторов. Огромный столб воды поднялся выше мостика "Акаги" и рухнул, заливая потоками пены надстройку флагманского авианосца.
– Что… - начал было адмирал, но ему не дала договорить яркая вспышка на палубе.
Это был критический момент сражения у атолла Мидуэй: пять роковых минут, которые решили всё.
Именно в этот момент, когда на полётных палубах японских авианосцев тесно стояли готовые к боевому вылету самолёты (с "Акаги" уже взлетал первый), над японским флотом появились эскадрильи пикирующих бомбардировщиков с "Йорктауна", "Энтерпрайза" и "Хорнета". Гибель десятков американских самолётов, атаковавших без прикрытия своими истребителями и отважно шедших сквозь яростный зенитный огонь, оказалась не напрасной. Японские "зеро", охранявшие ударное авианосное соединение адмирала Нагумо, снизились, гоняясь за шедшими над самой водой вражескими торпедоносцами, и не успели снова набрать высоту. Несмотря на тяжёлые потери (японские лётчики и зенитчики сделали всё, что смогли), пикировщики всадили по две-три авиабомбы в три из четырёх авианосцев Нагумо. Вроде бы не так много, однако подвешенные к самолётам торпеды начали рваться сериями, на палубах и в ангарах японских кораблей возникли затяжные пожары, которые в результате и привели к гибели "Акаги", "Кага" и "Сорю". Всего пять минут…
Оставшийся неповреждённым четвёртый авианосец соединения - "Хирю" - сражался доблестно. Его пикирующие бомбардировщики "вэл", ведомые суровым ветераном Пёрл-Харбора Митио Кобаяси, поразили "Йорктаун" тремя бомбами. Затем торпедоносцы "кейт", пробившись через стену всплесков, - американские артиллеристы стреляли в воду, создавая водяной "забор", - добились двух попаданий торпедами в тот же корабль и окончательно вывели его из строя. Сутки спустя японская подводная лодка добила "Йорктаун", но и сам "Хирю" к этому времени был уже потоплен "доунтлессами" с кораблей Спрюэнса. На борту "Хирю" слишком поздно узнали о том, где находятся ещё два вражеских авианосца (рация самолёта с крейсера "Тонэ" продолжала молчать, и его пилот сообщил об этом только по возвращении). Американское 16-е оперативное соединение так и осталось не атакованным - авиагруппа с "Хирю" дважды наносила удары по одной и той же цели: по "Йорктауну".
Хребет императорского японского флота был сломан: потеряв в бою у Мидуэя 4-5 июня 1942 года свои лучшие корабли и лучших своих пилотов, разгромивших Пёрл-Харбор и одержавших ряд других громких побед, японцы от этого поражения так и не оправились. Подавляющее превосходство в тяжёлых артиллерийских кораблях оказалось бесполезным: огромные орудия главного калибра одиннадцати японских линкоров не сделали в сражении у Мидуэя ни единого выстрела.
Адмирал Исороку Ямамото своё дело сделал, ввергнув Японию в безнадёжную войну и не проявив ожидавшейся от него должной решительности после пёрл-харборской победы. Теперь ему оставалось только погибнуть. Он и погиб смертью воина в апреле 1943 года под пушечно-пулемётными очередями американских истребителей-перехватчиков в небе над джунглями Соломоновых островов (по свидетельствам уцелевших, адмирал был убит на борту самолёта ещё в воздухе), унеся с собой в могилу тайну атаки века - атаки Жемчужной Гавани.
Переоценившие свои силы загипнотизированные правители Островной Империи оказали медвежью услугу Противопоставленной стране. А после тяжёлых поражений 1942-1943 годов вожди Третьего Рейха отчётливо поняли - спасти Германию может только чудо.
– Фрау Киршбау, будьте любезны, приготовьте мне кофе.
– Да, господин Гейзенберг, сейчас.
Профессор Берлинского университета Вернер Гейзенберг откинулся на спинку кресла и взглянул в окно. Лето, несомненно, - это лучшее время года. Тепло, природа бурлит, перебродившие весной соки рьяно подгоняют рост всего дышащего и вообще живущего, чтобы к осени предоставить зримое подтверждение своих усилий в виде сочных плодов. Плодов… Семя, зароненное три года назад Ганом и Штрассманом, попало на благодатную почву.[7] Профессор был уверен: Германия опережает весь мир в деле изучения и, что гораздо важнее, использования - практического использования! - внутриатомной энергии. И именно ему Всемогущей Судьбой назначено стоять у истоков Великого Начинания!
Вернер Гейзенберг, молодой блестящий немецкий физик и нобелевский лауреат, принадлежал к тому типу немецких интеллектуалов, которых принято называть "честными националистами". Они были не в восторге от Гитлера, однако приветствовали возрождение униженной Версальским договором державы и успехи немецкого оружия, не без оснований полагая, что альтернативой этому может быть только тотальная большевизация всей Европы.
С началом Второй Мировой войны немецкие учёные, работавшие в области ядерной физики, были объединены в группу, известную как "Uranverein" - "Урановый клуб". Руководил проектом один из выдающихся физиков, Вальтер Герлах, а Гейзенберг стал его главным теоретиком. Целью разработчиков было создание ядерного реактора (тем же самым занимался итальянец Энрико Ферми в Колумбийском университете). К лету 1941 года "Урановый клуб" далеко опередил работавших в стане союзников конкурентов в исследованиях деления ядра. "Перед нами прямая дорога к созданию атомной бомбы" - эта мысль уже родилась в голове Гейзенберга (позднее он сам подтвердит это письменно, в своих воспоминаниях).
"Германия превыше всего!" - это утверждение профессор-ядерщик полностью разделял, хотя и дистанцировался от национал-социализма: "Я не нацист, я немец!" - подобное независимое высказывание не могло не иметь соответствующих последствий.
7
В 1938 г. О. Ган и Ф. Штрассман открыли новое явление - деление атомного ядра урана. Значение открытия было понято сразу - в Германии без промедления начались работы по освоению нового эффекта.