Полкингорн аккуратно, колонками, записывал все эти сведения.
— Третий — Мэтью Хууз. 24 года, рост — шесть футов и один дюйм, вес — 195 фунтов; рыжие волосы, голубые глаза. Отслужил два года в армии и демобилизовался с удовлетворительной характеристикой; осужден за убийство во время драки в баре. Уроженец Кентукки; перед арестом — безработный. По-моему, один из тех, кого называют неудачником.
— Ну, так что вы скажете, мистер Полкингорн? — ухмыльнулся Ферли. — Или, может, мне лучше спросить, что сказал бы Дэниель Дин?
Полкингорн встал. Он чувствовал себя в своей стихии.
— Дэниель Дин еще раз осмотрел бы дом, — объявил он. — Если не возражаете, это сделаю я.
Мистер Арнольд вместе с женой, сынишкой Бобом и дочерью Джинни выехали на морское побережье, намереваясь провести там большую часть своего двухнедельного отпуска. Обыкновенная, ничем не примечательная семья. Уж много лет Арнольды проживали по соседству с Полкингорном и все это время оставались для него лишь очень милыми соседями, не больше. Они не принадлежали к числу друзей Полкингорна, поскольку не были ни интеллектуалами, ни поклонниками Дэниеля Дина. В том скромном образе жизни, который вели его соседи, Полкингорн не видел ничего такого, что мог бы использовать как писатель. До этого случая Полкингорн ни разу не заглядывал к ним.
И вот теперь он проходил по дому, тщательно осматривал каждую комнату и думал, думал. Ветхий, как-то несуразно построенный дом был загроможден всякой всячиной, и на его обход понадобилось немало времени.
Наконец Полкингорн вернулся на кухню и разложил на столе сделанные заметки. Его уже поджидал позевывавший Ферли. Здесь же уселся Коннерс; он молча и солидно сопровождал писателя во время осмотра дома, и, ободряемый его присутствием, Полкингорн часто и многозначительно поджимал губы и закатывал глаза. Детективам все равно предстояло дожидаться семью Арнольдов, и потому они проявили полную готовность выслушать Полкингорна, когда тот закончил просматривать заметки и взглянул на них.
— Так вот, — объявил он. — Мы столкнулись с небольшой загадкой… Небольшой, но сложной.
— Вы что-нибудь обнаружили? — сонно поинтересовался Ферли.
— Что вы скажете, например, вот об этом? — многозначительно спросил Полкингорн, осторожно разворачивая небольшой клочок грязной бумаги; на нем были видны написанные бледным карандашом полуистершиеся слова: ПОМ… МАЙ… КАП… КАР… МА… СПА… МЕ… ДЛ… САН…
Ферли взял клочок и громко прочел ничего не говорящий текст.
— Где вы это нашли?
— Под стулом. Как им удалось бежать из тюрьмы? — в свою очередь спросил Полкингорн отрывисто и резко, как всегда делал Дэниель Дин. — С помощью извне?
Коннерс удивленно уставился на него.
— Это зашифрованная записка, — пояснил Полкингорн, — и она, безусловно, была написана с определенной целью. — Оба детектива сидели затаив дыхание и не спуская с него глаз. — Полагаю, она предназначалась для Сперроу. Почему? Да потому, что он представлял собой, так сказать, «мозговой трест» группы. Если в тюрьму была послана зашифрованная записка, она, несомненно, предназначалась для Сперроу, только для него. Однако, — продолжал он, направляя внимание слушателей по ложному следу, точно так же, как поступил бы он во второй главе своего романа, — однако на книжной полке в гостиной оказался недорогой носок. Вероятно, вы тоже его заметили. Новый, чистый, ни разу не использованный носок. Но почему один? Одним носком мог обходиться только Коссетти — человек с протезом.
— Да, да, теперь я понимаю, что вы хотите сказать! — не очень уверенно заметил Коннерс.
— Разумеется, сама по себе записка мало что значит, — продолжал Полкингорн, — но я нашел еще два небольших доказательства, указывающих на Коссетти.
— А сколько вы вообще нашли доказательств? — добродушно осведомился Коннерс.
— Десять. Три указывают на Коссетти, одно, возможно, на Мэтью Хууза, хотя другое, возможно, исключает его, и пять свидетельствуют или, скажем осторожнее, могут свидетельствовать, против Сперроу.
— Следовательно, вы считаете, что тут скрывался Сперроу?
Полкингорн терпеть не мог, когда кто-то чересчур поспешно делал окончательный вывод. К тому же ему нравилось слушать самого себя.
— Ну дайте же мне закончить! — недовольно воскликнул он.
Детективы промолчали, и Полкингорн заговорил снова: