Фалифан тщательно описывал метания и поиски своего главного героя, но не знал еще, к чему придет Филлинг, чего он добьется. Роман его шагал в ногу с действительностью, и повествование никак не могло опередить хода событий, которые еще только разворачивались.
К полудню Фалифан полностью выложился. Голова уже была не способной рождать образы и метафоры, спина задеревенела от долгого сидения, и наш молодой литератор оделся, чтобы погулять по свежей погоде.
Тот апрельский день выдался в Ройстоне на редкость ветреным и злым. Сизые тучи неслись над городом встревоженным табуном, застилая дневной свет, приглушая краски. Тугие волны свежего ветра, смешанные с мелкими брызгами весеннего дождя, разгуливали по площади Дуновения. Сегодня она полностью оправдывала свое название. Фалифан любил такую погоду, потому что ненастье загоняло людей под крыши домов, и они воровато прятались в своих убежищах, словно крысы. Он же не торопясь, бесцельно шел по улице и от этой своей непохожести чувствовал себя особенно хорошо, примерно так же, как муравей, сбежавший из опостылевшего муравейника...
Фалифан остановился на краю пустынной площади и с радостью слушал гул ветра, который овладел городом, трепал флаг на здании муниципалитета, затуманил холодной влагой окна домов.
Вдруг его внимание привлекла какая-то одинокая фигура возле отеля "Аюн". Закутавшись в пальто, придерживая руками шляпу, чтобы не унесло, человек не торопился в тепло и уют. Нервно прохаживаясь взадвперед, он словно кого-то поджидал. Да это же МонкИ Фалифан заковылял через площадь к другу, но не успел он сделать и десятка шагов, как события стали развиваться следующим образом. К отелю подъехал синий лаковый автомобиль марки "Беланже", и из него вышел человек. Фалифан видел, как Монк подлетел к нему и, размахивая руками, принялся что-то требовать или объяснять. Потом он полез в карман в швырнул в лицо господину пачку банкнот. Ими сразу же распорядился ветер. И в ту же минуту Монк растянулся на земле. Его шляпа, будто испугавшись, укатилась прочь, а господин неторопливо снял перчатки и скрылся за дверной вертушкой отеля. Фалифан поспешил на помощь другу.
Удар был хороший. Пока Фалифан поднимал товарища с мостовой, тот даже не открыл глаз, лишь тихонько застонал. Фалифан усадил Монка на гранитный бордюр и отер платком кровь с его лица. Но из распухшего носа, не унимаясь, бежали алые горячие струйки, Фалифан беспомощно огляделся по сторонам. На площади по-прежнему властвовал один только ветер. Привести Монка в чувство оказалось бесполезным занятием. Тогда Фалифан неловко подхватил друга под мышки и поволок его к себе домой. Едва передвигая ногами, мыча что-то несвязное, Монк почти повис на Фалифане, и тому приходилось наклоняться вперед и с силой опираться на трость. Встречный ветер перебивал дыхание, швырял морось в лицо. У Монка с подбородка алым бисером капала кровь...
Уже в постели, с примочками на лице, он окончательно пришел в себя. Сообразив, где находится, Монк попытался подняться, но тупая боль в затылке властно пригнула его к подушке. Монк бессильно заплакал. Фалифан подал воды. Монк отмахнулся и, напрягшись, все-таки приподнялся в постели. Сбросив мокрое полотенце со лба, с перекошенным от злости ртом, он схватил со стола нож и шагнул к двери, чтобы найти обидчика и немедленно расквитаться с ним. Фалифан удержал друга. Вонзив со всей силой нож в дверной косяк, Монк бессильно опустился на лавку в несвязно стал рассказывать о том, что произошло.
- Я подкуплен... подкуплен до самых кишок... Продажная тварь... Собственноручно подписывал доносы... Сначала Бильбо, потом Лобито... Прикрывшись именем своего отца, вошел в доверие и выпытывал, выпытывал... Ах, если б я догадался раньше, кто такой Аллис... Лобито убили, из-за меня же пострадал Чиварис. Я сам, понимаешь, сам его продал!
Монк вспоминал все новые и новые подробности своих гнусных деяний и с ядовитой улыбкой выкладывал все Фалифану, чтобы самому было больнее. Мони терзал свою память и вспоминал то рвение и старание, с которыми выполнял он грязную работу доносчика, и ему сделалось невыносимо гадко. Если бы сейчас Фалифан хоть что-то сказал, Монку, может, стало бы чуть легче, но друг был нем, как стена, глаза его притухли, с ненавистью смотрел он на побитого и жалкого мальчишку.
- Я подлый, подлый человек, - твердил Монк. - Не жить мне с такими грехами... Как глупо все, как глупо! Я убью его... Общество Совершенствования Человека - сказка для таких дураков, как я. Аллис полицейская сволочь!
- Перестань скулить, - оборвал Фалифан.
Монк затих. Глаза его подернулись пленкой слез, и он вынес себе приговор: - Я был заражен микробом величия. Тщеславие погубило меня. Я должен умереть.
- Я, я, я... - передразнил Фалифан. - Ты и сейчас думаешь только о себе. Слишком легко хочешь отделаться - умереть, уехать... А кто будет искупать твою вину? Если обвели тебя вокруг пальца, предал близких людей верни их доверие к себе. Любой ценой!
- Теперь уже поздно! - воскликнул в отчаянии Монк. - Бильбо, Чиварис, Грим Вестей... Я не перенесу этот позор.
- Простить тебя трудно, - согласился Фалифан, - а понять - можно.
Монк посмотрел на друга и усмехнулся такой неловкой попытке утешения: Хватит.
Монк закрыл глаза и попросил попить. Фалифая принес кувшин с пивом. Монк жадно глотал хмельную влагу, насколько хватало духу. Пиво будто помогло ему. Он успокоился и, потирая затылок, посмотрел другу в глаза,
- Надо переродиться, выбросить всю дурь из головы и жить достойно и честно перед самим собой. Вот как ты... Нет, я не смогу так. Ты, Фалифан, ценишь свою душевную свободу, но ее все равно нет. Надо что-то делать, только не беречь, не жалеть себя. Ах, если б я сумел найти такое свое волшебное зеркало.
- Опять за свое, - поморщился Фалифан. - Не мели чепуху. Я сто раз говорил тебе, что нынешних людей никаким зеркалом не исправишь, будь оно трижды кривое или волшебное. Ты не сделаешь никогда сразу всех лучше, чем они есть. Люди, погрязшие во лжи и равнодушии, в корысти, лени и тупости, не всегда были такими. Они сломались, опустились когда-то, даже незаметно для себя. Надо думать о другом: как самому прожить честно и не испачкаться в грязи.
- Мне уже поздно об этом заботиться, - скривился Монк.
Фалифан ухватил с полки тонкую папку.
- Вот! Здесь я ищу то, что меня волнует. И я обязательно найду тот единственно верный для меня путь... - Он слегка улыбнулся. - Пишу не для того, чтобы не забыть, нет. Чтобы потом те, кто будет читать, не спотыкались на тех же колдобинах, что и я, Монк ничего не ответил, только недоверчиво покачал головой.
Фалифан вдруг осознал, как тяжело сейчас его другу, и он крепко стиснул его ладонь.
- Не терзай себя, Монк, будем жить...
Монк через силу благодарно улыбнулся. Как это нелегко - жить.
Часть вторая
СУДЬБА
У Бильбо кончился кофе, и, чтобы выручить немного денег, он понес на рынок кое-какие поделки. Ему нужно было четыре филона, чтобы купить немного хлеба, кофе и табаку. К тому же начали ныть суставы, и моторист надеялся с помощью рюмочки анисовой замолить застарелый ревматизм.
Рынок был на краю города, в Медвежьем распадке, поэтому Бильбо вышел рано, чтобы не спеша добраться в нужный час к торговым рядам. В парусиновом мешке, что нес старик, легонько побрякивали жестяные поделки: пугач, стреляющий пробкой, разукрашенная ветряная мельница, несколько ситечек для процеживания чая и очень красивая узорная сахарница.