Это называется дружба за грош...
Фалифан отбросил газету и выругался.
- Сволочи! Хотят торговать уже человеческим общением.
Монк не нашел, чем возразить другу, и взял газету, чтобы найти там мало-мальски интересную заметку и поспорить с Фалифаном. Подвалом стояла обширная статья о лечении виноградом. На четвертой странице шли объявления, набранные мелким шрифтом. Одно из них Монк прочитал. Гимнаст Шептало предлагает всем желающим оригинальный комплекс упражнений, вырабатывающих стройную спортивную фигуру.
- Ну, видишь, что там? Бюллетень курортника, а не газета! - едко усмехнулся Фалифан. - Клянусь венками и надгробиями, ты ни в одном номере не прочтешь о том, почему курортникам отведено все самое лучшее? Не узнаешь из газеты и о том, почему рудокопы работают в гнилых шахтах и в сорок лет из них получаются законченные старики. Короче говоря, нечего тебе делать в газете! - сделал заключение Фалифан.
Монк с удивлением посмотрел на друга.
- Ты же сам...
- Да, сам. Сам предложил, - согласился Фалифан. - И жалею об этом. Я немного знаю, что такое газета, и я знаю тебя. Это невозможно совместить.
Монк взял со стола размалеванный жестяный цветок и зачем-то понюхал его.
- Что же ты предлагаешь? - растерянно спросил он.
- А вот давай подумаем, - обрадовался замешательству друга Фалифан. Может, подыщем для тебя что-нибудь другое. В крайнем случае подождем... Зачем лишний раз ошибаться.
- Мой диван и так продавлен, хватит! - взбунтовался Монк. - Жизнь идет, и ждать, когда лучшие годы уйдут без следа... Нет уж, надо пробовать, искать, ошибаться, черт побери, но только не сидеть сложа руки. - Глаза у Монка заблестели, он решительно объявил! - Я пойду в газету! Стану первым репортером в напишу про рудокопов, я про зажравшихся курортников, и про все...
От такого наивного заявления Фалифан поник, сжался весь и убито сел на стул, будто его облили помоями.
Смех, злость, усталость и бессилие - все смешалось в нем. Спорить с твердолобым Монком было равносильно тому, как если бы глухонемому рассказывать анекдот.
Фалифан по-собачьи тоскливо и просяще посмотрел на другаг - Одумайся, Монк. Ты наивный человек, ты наивный человек...
- Можешь обозвать меня и того хуже, но я пришел к тебе не за тем. Мне надо о чем-то написать...
Фалифан долго сидел молча, словно размышляя о чем-то. На самом деле он силился успокоить себя, чтобы не обозвать сейчас Монка дураком и не выгнать его вон. "Господи, - думал он, - человек живет на земле больше двух десятков лет, а разум как у ребенка и глаза доверчивые, как у телка. Он думает, что добиться правды так же легко, как помыть руки".
- О чем же мне написать, я жду твоего слова? - напомнил Монк.
- Ждать не надо, - вскочил Фалифан. - Я тебе скажу. Надо врать как можно лучше. Врать так, чтобы было похоже на правду. Напиши, что древесный медведь пришел в город и бросался камнями в прихожан в церкви. Если надо будет, я подтвержу. Или придумай что-нибудь сенсационное, этакое с душком...
- Ладно, прости меня, дурака. - Монк хлопнул приятеля по плечу. - Я пойду. Прощай до лучших времен.
Фалифан остался один, и тревожное чувство завладело им. Будто друг пошел на верную гибель, а он не сумел удержать его и остался в тылу. Впрочем, такое состояние длилось лишь миг. "Что это со мной? - тут же очнулся Фалифан. - Пусть сам разбирается, не маленький". Он достал новую ленту и вернулся к пузырьку с краской. У него была очень хорошая работа, она прекрасно отвлекала от забот и ненужных волнений, Фалифан обмакнул кисть и стал выводить золоченую букву. Рука его была твердой и верной.
Проходя по кладбищенской аллее, Монк поравнялся с домом протоиерея унылым одноэтажным сооружением из старого кирпича. Вытянутый в длину, дом напоминал конюшню или казарму. Шесть овальных окон по фасаду, окованная медью дверь... Монк с удивлением обнаружил, что, несмотря на середину дня, окна почему-то до сих пор закрыты ставнями. И дверь распахнута настежь...
В это время внутри дома раздался какой-то странный звук, похожий на приглушенные рыдания или на стон. Зачуяв недоброе, Монк остановился, прислушиваясь. Звук вновь повторился, и на этот раз Монк воспринял его как призыв о помощи. Медлить было нельзя, и он решительно ступил через чужой порог, чувствуя, как бешено застучала кровь в висках и нервно задрожали руки.
Миновав темную переднюю, Монк ворвался в гостиную. Здесь никого не было, зато хорошо сохранились следы недавнего погрома: отодвинутый буфет, перевернутый стол, по полу пестрым ворохом были разбросаны книги, тряпье, осколки посуды...
- Кто тут есть? - закричал Монк.
Приглушенный голос раздался за стеной. Монк выбежал в коридор, толкнул соседнюю дверь и в спальне обнаружил протоиерея Гарбуса. Тот был привязан по рукам и ногам к железной кровати. Сукно рясы дыбилось у него на груди, тяжкий золоченый крест по цепочке убежал на пол, будто якорь, надежно удерживающий грузную тушу священника.
Как раз в этот момент дьякону удалось избавиться от кляпа во рту, и он орал теперь смертным воем, как раненый вепрь. С его криком воздух в комнате все гуще напитывался винным духом.
Монк давно уже освободил Гарбуса от пут, но тот все вопил, пока Монк не догадался поднести ему стакан наливки. Протоиерей потянулся рукой и только тогда с удивлением заметил, что волен распоряжаться своими членами.
После наливки он немного пришел в себя, свесил ноги с кровати и уставился на Монка. С минуту Гарбус созерцал своего освободителя, наконец зашевелил языком:
- Ты, кажется, приходишь к Фалифану?
- Да. Я Монк... Что случилось? Кто вас связал?..
- О-хо-хо-хо-хо... - Священник уткнулся лбом в кулаки и замотал головой в немом, отчаянии... - Только вчера я получил от муниципалитета деньги на ремонт храма божьего, а сегодня рано поутру какая-то нечисть земная... трое головорезов, да еще в масках... чертово отродье! Налей-ка мне вина.
- Ну и что было дальше? - спросил Монк, наливая из бутылки.
Протоиерей молчал, внимательно наблюдая, как наполняется стакан. Он выпил и принялся ходить по комнате, всхлипывая и бранясь. Топтал в бессильной ярости барахло, валявшееся на полу, пинал пустые бутылки. Только некоторые бумаги он поднял и спрятал в бюро.
- Что было дальше? - переспросил он, будто вопрос только сейчас дошел до него. - Эта нечисть постучалась в мою голову чем-то тяжелым, и мир померк в моих глазах. Я даже взором не смог проститься с моим драгоценным Саквояжем. Он был вот здесь... - Гарбус пнул ногой по резному дубовому шкафчику с выломанным замком.
У Монка была мысль бежать в полицию и заявить обо всем случившемся, но он передумал. Его осенило: ограбление священнослужителя - это же то самое нечто, которое от него ждут в газете! Но в то же время Монк отчетливо понимал, что его репортаж будет много ценнее, если он сам выйдет на след преступника.
Чутье сыщика-дилетанта подсказало ему самый простой путь расследования. Какие-то клеточки мозга зацепились за цифру три. Трое было, по словам Гарбуса, грабителей. В то же время трое ремесленников уехало сегодня утром из мастерской погребальных принадлежностей. Совпадение было слишком очевидным, и Монк не сомневался, что нащупал нужную нить.
- Где берут камень для памятников? - спросил он у Гарбуса.
Протоиерей все еще неприкаянно бродил по комнате. От чужого голоса он вздрогнул и удивленно уставился на Монка, будто впервые видел его.
- Зачем? Ты откуда?
- Мне нужно знать, где каменоломня, - настаивал на своем Монк.
- А-а, плевать... - дьякон махнул рукой. - Иди к Зеленому ручью, потом по дороге направоБольше в доме Гарбуса Монку делать было нечего.
Он без лишних слов покинул место происшествия и подобно полицейской ищейке натянул незримые поводья азарта.
С каждым шагом Монк все больше укреплялся во мнении, что священника ограбили незадачливые мастеровые. Против них выпадали весомые улики: они отсутствовали на службе в момент ограбления, они могли знать о деньгах, полученных Гарбусом. Монк вспомнил тупые физиономии братьев-близнецов, вороватые глазки Дозо, и азарт охотника придал ему новых сил.