УТВЕРЖДЕНИЕ ПРАВДЫ
… aufer robiginem de argento et egredietur vas purissimum
aufer impietatem de vultu regis et firmabitur justitia thronus eius
(Proverbs 25; 4, 5)[1].
Пролог
В разгар лета на корсиканском побережье было немногим лучше, нежели осенью в центре Неаполя. Или даже скверней, учитывая соленый мокрый ветер, ударяющий в лица и норовящий свалить с ног. Правду сказать, случаются и в этих местах теплые погожие деньки — тогда, бывает, удается не измокнуть до нитки и не проклясть все на свете, пока достигнешь пещеры на самом верху долгой петлистой тропы. К слову, проклинать не стоило лишь ее; Ленца[2] не был в этом убежден, однако подозревал, что, довольно лишь произнести нечто вроде «будь трижды проклята эта чертова пещера» — и приключится что-то не слишком приятное, а если еще присовокупить что-нибудь про «старую каргу», то шансы добраться до места живым чрезвычайно поуменьшатся…
— Почему нельзя жить в нормальном месте, как все нормальные люди?
— О чем я предупреждал? — напомнил Ленца строго, не обернувшись, и Фульво[3], идущий позади, разразился подчеркнуто горестным вздохом.
— Отчего бы этой мудрой женщине не избрать себе более удобно расположенное обиталище? — с показательной любезностью переспросил тот. — Полагаю, немалое количество достойных внимания предложений миновало ее лишь оттого, что потенциальные просители не сумели собрать в себе сил, дабы достичь этого живописного, но крайне малодоступного места.
— Если потенциальные просители поленились втащить сюда свои задницы, следственно, не столь уж им это было необходимо, — помедлив, отозвался Ленца, пытаясь спрятать шею в воротник. — Логичным продолжением моих слов будет замечание о том, что лезть в гору, мерзнуть, мокнуть и рисковать свернуть себе шею будет лишь тот, кому и вправду есть для чего это делать.
— Любопытно, как это делает она сама — в ее-то годах?
— Вот и советую тебе над этим поразмышлять, — порекомендовал он наставительно. — Причем серьезно. Вследствие чего — заткнуться.
— Может, и есть причины на то, чтоб сюда волочиться, — словно его не услышав, продолжил Фульво, пыхтя, точно перекормленный боров. — У тебя. То есть, не пойми неверно, я не хочу сказать, что мне все равно, просто не понимаю, за каким чертом потребовалось мое присутствие.
— Я тоже. Но он решил, что тебя пора вводить в курс всех дел — и я не перечу. И тебе не рекомендую.
— А я и не прекословлю, — заверил тот серьезно. — Всего лишь интересуюсь. Знаешь, вопросы всякие вертятся в голове, что с этим сделаешь. Что такого стряслось, пока меня не было, если ты стащил меня с корабля и поволок сюда, не потрудившись толком разъяснить подробности? Я уж не говорю о том, что — не дав позавтракать.
— Говоришь, — возразил Ленца, и тот согласился:
— Ты прав, говорю. Я остался без завтрака и хочу есть.
— Ты всегда хочешь есть, Фульво. Но должен ведь даже ты осознавать ситуации, когда о собственном чреве можно забыть хотя бы на время.
— По крайней мере, я желаю знать, из-за чего страдаю. К примеру, если уж откровенно, я слабо представляю, что происходит. В том смысле — что может сделать эта ведьма такого, чего не можешь ты?
— Лесть, звучащая, как оскорбление, — покривился Ленца. — С одной стороны, я велик и страшен, с другой — какая-то старуха лучше меня.
— Ну, я сказал не совсем так. И тем не менее. По какому поводу суета?
— Все по тому же. Я узнал, где сейчас находится документ.
— Ха, — сквозь все более тяжкое пыхтение фыркнул тот. — Это вдруг стало тайной? В руках германской Инквизиции, это знаю даже я, хотя и не введен в курс всех дел.
— Именно поэтому — сообщаю тебе новость: нет, Фульво. Уже нет. Я немало сил издержал на то, чтобы узнать это достоверно, и не только сил.
— Защита?
— Немецкие конгрегаты, или кто там у них отвечает за эту сферу, свое дело знают, — недовольно откликнулся Ленца, на миг обернувшись. — Я не мог пробиться довольно долго.
— Но пробился же?
— Пробился. Только когда совершилась сама передача документа.
— То есть, — подытожил Фульво, — они его не прошляпили, а кому-то вручили сами… И кому?
— Догадайся, — предложил Ленца, и за спиной ненадолго воцарилось задумчивое молчание.
— Да брось ты, — нерешительно и недоверчиво произнес приятель. — Не может быть.
— Как видишь — может. Он тоже был удивлен.
— Да немецкие конгрегаты не доверят этой кукле подсвечник из церкви в глухой деревне.
— Как видишь — доверили кое-что серьезней. Из каких соображений, с какими целями и планами, почему — этого я не знаю. Да, собственно, и не мое это дело, строить выводы. Мне было сказано узнать, и я узнал; о прочем пусть он думает сам.
1
удали примесь из серебра, и выйдет чистейший сосуд, // удали неправедного от царя, и престол его утвердится правдою (Притчи, 25; 4, 5) (лат.).