– Слышали, Генку Васильева нашли? – влетел в отдел Беляков.
– Жив?
– Жить будет. Представляете, еще один провал на кладбище! С похорон шел и влетел. Перелом бедра, да ночь на холодной земле. А у него ведь легкие сожжены еще со времён, когда на пожарке работал.
– А кто нашел?
– Вызвали того детектива, что здесь вертелся, когда Катя Васильева пропала. Он взял Тихоныча и вместе с ним прошел по маршруту похоронной процессии, а потом от могилы Кожевникова – к могилам Кузнецовых. Ясно, куда еще он пошел бы после похорон – родные могилы проведать. Там за Мишей Окунем, где раньше клен американский спилили, теперь кусты разрослись, знаете? Вот он путь спрямил и провалился.
– Вот, Саша. А если бы сразу искать стали?
– Да охранники его искали…
– Приезжие? А толку… Опытный человек местного с собой прихватил – вот и нашел. И ты бы нашел, разве нет? Ладно, давай продолжим наши дела.
– Иван Иванович, вы сегодня у Кожевниковых были? – спросил изнывающий от любопытства Беляков.
– Ночью я у них машину ставил. Потом заходил за ней… Татьяна меня еще жареной курицей накормила. А что?
– А Маргариту вы видели?
– Так она болеет… Ты что, всерьез считаешь, что это она Саблиных подорвала?
– Очень фигурой похожа. Ноги прям ее!
– Саш, какие у Маргариты ноги? – Огородников засмеялся. – Да, остарел я, на ноги внимания не обратил. Пора, пора на покой. Вам, молодым, которые такие детали примечают, и карты в руки!
– Иван Иваныч, товарищ подполковник, ну позвоните им!
– Я уже не у дел. Вот Огородников, у него спрашивай.
Некоторое время они препирались, потом Шеметов все же позвонил. И завертелось: Татьяна призналась, что Маргарита пропала с вечера; ее повезли на опознание. Увидев обгорелый труп, она уже без всякого притворства рухнула в обморок. От ужаса она даже забыла про особую примету. Ее вывели во двор больницы, где они столкнулись с пьяным Тихонычем. Тихоныч сообщил ей, что опознал двоих подстреленных им бандитов и все корил себя, что целился в конечности, вместо того, чтобы пристрелить обоих к чертовой матери, и тем сохранить бы жизнь доктора Николая Васильевича. Только тогда Татьяна вспомнила об особой примете. Пришлось вернуться и опознавать тело еще раз. Тут уже контроль над собой потерял Тихоныч, который искренне расстроился из-за смерти Маргариты и проговорился, что взрывчатку приезжим дал он. Но Шеметову довольно легко удалось уговорить коллег не втравливать в это дело старика и списать все на мертвого Кирилла. Затем провели обыск в доме Кожевниковых, где не было никаких признаков оружия, и в доме Васильевых: там в сарае нашли следы взрывчатки. Охранники подтвердили, что вечером Грета заходила в гости к Кате и прошлась по двору.
Грета тем временем лежала в доме Шпильман. Как ни протестовал Шеметов против расширения круга тех, кто был в курсе, Елену Карловну пришлось в это дело посвятить: не прятаться же Грете в доме, где предстоит обыск.
Назавтра в дом Шпильман пришли Кожевниковы. Елена Карловна ворчала, что ее считают никудышной хозяйкой, если каждый норовит ее гостью накормить. Грета чувствовала себя уже почти здоровой и рвалась уехать. Однако пришедший следом Иван Иванович попросил не дергаться и прятаться еще неделю. Потом протянул ей целлофановый пакет с документами.
С фотографии на паспорте на нее глянуло кукольное детское личико. Григорьева Татьяна Ивановна, 19 лет.
– Боже, я все молодею! – с ужасом воскликнула Грета.
– Не учи окружающих жить, и будешь выглядеть девятнадцатилетней, – заглянув в паспорт, успокоил ее Валера. – Когда ты спишь, то выглядишь на 15. А глаза откроешь – ну училка! Будь проще, и люди к тебе потянутся.
– Я совсем не похожа на эту куколку. С таким паспортом меня сразу задержат.
– Наппельбаум достанет тебе любой. Но лучше воспользоваться этим. Все равно внешность тебе придется менять.
– Поняла. Это паспорт покойницы.
– Да. Это Танька Гречка, плечевая.
– Докатилась. Наверное, очень известна?
– Среди дальнобойщиков, наши ее не знают.
– А вы-то откуда ее знаете?
– Месяц назад от шоферюг ее отбил. Больно она была на чужое хваткая. Били ее очень. Упросила в больницу не везти, сказала, дома отлежится. Я сам и отвез ее в Щигры.
– Там же не живет никто лет двадцать! – удивилась Таня.
– Да нет, меньше. Бабка ее там жила, года два как померла. Я посмотрел, домик обжитой. Ну, оставил ее. А после, надо думать, она к этим бандосам и прибилась.