И тут на Татьяну Ивановну «накатило». Заколотилось сердце, застучало где-то в горле, подступила тошнота. Схватив сумку, она вышла на крыльцо. Очень спокойным, даже каким-то замедленным голосом она сказала:
– Рак, говоришь? А ты слыхала про зеркальное проклятье?
– Таня, я не тебе… – как ни странно, Радио сразу пошла на попятный.
– А тут больше никого нет. Так что мне. А зеркальное проклятие, Аня, чтоб ты знала, это возвращение проклятия к хозяину. Если ты, к примеру, пожелаешь соседу насморка, а он и так уже простужен, то сама захлебнёшься соплями. Гляди, Аня, вот моя карточка из поликлиники. Видишь, чёрная наклейка на обложке? Это значит, что я на учёте у онколога. Так вот, Аня, я теперь, может быть, и вылечусь. А ты сходи к онкологу. Вдруг ещё не поздно?
– Да как ты можешь, – каким-то полузадушенным голосом простонала Радио.
– А я что, разве кому чего плохого пожелала? Я, жалеючи, к врачу тебя направляю. Иди, Аня, может, ещё успеешь.
Аня не просто пошла, она побежала. Бежала спотыкаясь, оборачиваясь испуганно. Из-за забора раздалось восторженное: «Ух ты, Радиву победила!» Татьяна Ивановна обернулась. Над бетонным забором сияли глаза Прасковьи Петровны, матери Таиски. «Здрась», – пробормотала Татьяна Ивановна и захлопнула за собой дверь, пока соседка не успела её окликнуть. «И что я завелась, – запоздало каялась она. – Теперь весь Утятин будет знать… если бы я на заборе объявление написала, не всякий бы его прочёл. А баба Паша расскажет и тем, кому это сто лет без надобности…»
Но делать нечего. Переждав несколько минут, чтобы бабка ушла от забора, Татьяна Ивановна пошла срезать хризантемы. Поставив их в ведро, она огляделась. «Сумку брать не буду, – подумала она, ссыпая из кошелька в карман мелочь на автобус. – Эх, опять носки не купила!» Заклеив пятки лейкопластырем, она с трудом втиснула ноги в туфли и вышла на улицу.
У кладбищенских ворот стоял двухэтажный автобус. Из него выходили молодые люди в чёрных джинсах и куртках, обвешанные какими-то железками. Девушки к тому же были накрашены «под нечистую силу: белые лица, чёрные губы, чёрные узоры вокруг глаз и на висках, чёрный лак на ногтях. Бабки, торгующие у ворот цветами, отплёвывались и крестились. Справа от ворот начиналась асфальтированная дорожка, огибавшая холм и плавно поднимавшаяся наверх. Основная масса молодёжи пошла по ней, но некоторые, видимо, знакомые с местностью, устремились по тропинкам напрямую к вершине. Подумав, Татьяна Ивановна решила идти по дорожке, всё-таки к полудню она переделала много дел и уже устала. И не прогадала, задохнувшись на первой половине витка. Дойдя до развилки, она свернула налево, а молодежь продолжила движение прямо, к вершине.
Присев на скамейку, Татьяна Ивановна огляделась. Внизу, у подножья холма, оградки примыкали друг к другу. Здесь же, на склоне, они стояли на уступах в некотором отдалении одна от другой. Кое-где росли деревья: несколько старых корявых сосен и небольшие лиственные деревца, посаженные у могил. Ничего мрачного в окружающей обстановке, что вызывало бы ассоциации с приютом нечистой силы…
Передохнув, приступила к работе. Сложив сорняки в ведро, она пошла к дальней контейнерной площадке, чтобы на обратном пути принести воды. И обнаружила, что колонка сломана.