– А что будет, если я сейчас здесь босиком похожу?
– Сформулируйте ваше желание и мысленно наметьте пути его воплощения. Может быть, демон к вам явится. Только имейте в виду, что это будет не обязательно и не сразу. Демон сам выбирает, когда и кому являться. Если денег не жалко – дерзайте! А мы сейчас отправимся к так называемому мемориальному кладбищу и увидим, как я вам обещал, надгробные плиты купцов Кузнецовых, Васякиных и склеп князей Ишеевых. Кто останется демона вызывать, спускайтесь потом прямо к воротам. Автобус наш отсюда виден.
Пока экскурсанты слушали экскурсовода, те, кто босиком ходил по холму, один за другим обувались и уходили. Кучка оставшихся экскурсантов похихикала, но деньги не выбросила, а ломанулась по тропинке догонять группу.
– Пойдем, Зоя, – мягко позвала Эля.
– Нет, я сидеть хочу, – ответила она.
Эля понимала, что девочка устала. Очень насыщенный день у нее сегодня. Пусть сидит. Она повязала ей платок, чтобы голову не напекло, и поспешила к могилам. Перед спуском обернулась. Племянница сидела, сложив руки на коленях, и сонно покачивалась. Вокруг ни души, обидеть некому.
Это было не дело. Эля отрывалась от уборки каждые пять минут и карабкалась на холм, чтобы взглянуть на Зою. Поэтому управилась минут за двадцать. Махнув рукой: «Ладно, еще приду!», она пошла за племянницей. Зоя по-прежнему сидела на камнях, но в руках у нее был пакет. Дурацкий такой бумажный пакет, в какие во времена Элиного детства фасовали продукты. Одуряюще пахло от жареного пирожка в ее руках.
– Тетя Эля, съешь пирожок! С картошкой!
– Кто тебе дал?
– Баба Сеша. Возьми пирожок!
– Я не хочу, Зоенька.
Они брели по тропинке вниз, и Зоя периодически просила: «Съешь пирожок!». Говорила это она почти со слезами. «Устала совсем, – отметила себе Эля. – Хоть бы автобус попался». У ворот они столкнулись с супружеской парой лет под сорок. Женщина поглядела на них и сказала:
– Вам наверх? Мы подвезем.
Эля только вздохнула. Племянница очень боялась чужих, особенно мужчин. Но Зоя вдруг улыбнулась и сказала:
– Ты добрая!
И села в машину.
– К «нерусскому дому», – сказала женщина мужу.
Они затормозили у первого подъезда. Эля выбралась из машины и стала обходить ее сзади, чтобы открыть дверцу Зое. Но Зоя уже стояла у передней дверцы и, наклонившись к окошку, гладила по руке женщину и что-то ей говорила. От ее слов женщина зарыдала. Эля оттащила Зою от машины, и она уехала.
– Что ты ей сказала?
– Я сказала, она добрая, ее Катя любит.
Стоящая у крыльца Ираида Семеновна ахнула.
– Что? – испуганно спросила Эля.
– Это Анна Ивановна, судья. Была сестренка у нее, лет на двадцать с лишним моложе, родители на старости лет родили. Катей звали. Убили ее здесь в прошлом году.
– Тетя Эля, съешь пирожок!
– Я не хочу, Зоя.
– Ирочка, съешь пирожок.
Ираида Семеновна взяла у Зои пирожок и сказала:
– О, горяченький! – откусила и спросила. – Кто такой вкусный испек?
– Баба Сеша. Сказала, если последний пирожок съешь, тебя все любить будут.
– Господи, – ахнула Эля, – это она меня уговаривала всю дорогу, чтобы меня любили!
– А мы сейчас так сделаем, – сказала Ираида Семеновна. – Вот половинка пирожка. Тетя Эля сейчас его съест, и ее тоже любить будут. Ешь, Эля!
– Надо было разрезать пирожок на сто-тысячу кусков!
– Тогда, Зоенька, очень маленькая любовь была бы. А теперь скажи, где ты бабу Стешу видела?
– Там. Я сидела, а она мне говорит: «Не плачь, Зайчик. Маме сисю отрезали, она теперь тридцать лет проживет, правнуков увидит».
– Эля, ее что, прооперировали?
– Нет, я вечером звонила, сказали, на четверг наметили.
– Иди, деточка, домой, тетя тебя сейчас догонит. Вот что, Эля, позвони-ка в больницу еще раз.
– Вы что, всерьез?
– Я тебя прошу, позвони!
Эля нашла номер больницы, представилась, выслушала собеседника, поблагодарила и простилась.
– Вы знали?
– Я, Эля, верю в бога. А значит, и в демона.
– Вы что, думаете, демон Зою пирожками угостил?
– Говорят, демон является под знакомой личиной, чтобы не напугать искушаемого. Степанида… ты ее помнишь? Ненормальная старуха, ее Лена из богадельни взяла в няньки, когда из декрета вышла. Зою любила неистово. Лет десять она у них жила, пока окончательно не спятила. Только Лена могла такую терпеть. В психушку сдала, когда она совсем буйной стала. Между прочим, такие хрустящие пирожки с картошкой я больше ни у кого не пробовала. У Зои память короткая, помнить она ее не может, но сердце родную душу узнает.