– Давай я буду перечислять имена первокурсниц, а ты махни утиным хвостиком на нужном.
О боже! Чем именно, по его мнению, я должна махнуть?
– Марина, Юля, Даша, Саша, Настя сразу отпадает, потому что вряд ли тебя назвали в честь мамы… Олеся, Лиля, а вот это вполне возможно, у тебя же сестра Ляля. Вообще прикольное имя. Это сокращение? А как оно звучит в полном варианте?
Автобус все не шел и не шел. Он продолжал перечислять имена, потом упрекнул меня в том, что я ничем не машу, и начал перечисление по новому кругу. А я стояла напротив, смотрела на его довольное лицо, переводила взгляд вдаль на дорогу и недоумевала: почему он выбрал жертвой меня? Может, Оля права, и я выгляжу как-то не так? Не как нормальный человек, а как жертва для маньяка.
– Ну скажи! Скажи! Как тебя зовут?
– Оля! – рявкнула, сама не заметив, как мой голос из невнятного бормотания превратился вдруг в грозное рычание.
Он же на мой тон внимания не обратил и радостно улыбнулся, правда, мгновением позже свел брови на переносице.
– Врешь. Так твою сестру зовут. Мы с Олей уже давно знакомы.
Печально вздохнула. Да, у нее, как и у Стасика со Славиком, никаких проблем с общением никогда не возникало. Не то что у нас с Лялей.
– Ну как тебя зовут?
– Какая разница?
– Ну так, если никакой, то скажи, – рассудил здраво.
А вот я даже сама себе не могла объяснить, почему не хочу говорить ему имя. Как будто, если он его не узнает, то и приставать не будет. Хотя пока получалось с точностью наоборот.
От ответа меня спас подъехавший автобус. Я очень надеялась, что на этом общение с Максимом закончится и он отправится куда-нибудь по своим важным делам старшекурсника, но нет – зашел в салон следом за мной и продолжил игру в угадайку.
А затем проводил прямо до двери квартиры.
– Может, в гости пригласишь? – имел наглость поинтересоваться, заглядывая внутрь моей семейной обители.
– Я тебя второй раз в жизни вижу! – возмутилась, имея в виду наше вчерашнее и сегодняшнее «общение».
– Так я же не виноват, что ты до этого полтора года на пол лифта смотрела. Могла бы и на меня смотреть. Сделала бы мне приятное…
– Уйди!
Он меня не высмеивал, вел себя по-простому. Из-за этого я переставала чувствовать от него возможную опасность и начинала смелеть. Он мне напоминал гиперактивную сестру, которая всюду совала свой нос. А вот его выступавшей части лица сейчас грозило быть прижатой дверью.
– Пошли ко мне. Я тебе фотки покажу.
– Ты маньяк?
– А ты еще не слышала слухи обо мне?
– Какие слухи? – перестала закрывать дверь и выглянула в коридор.
– Да так. Никакие. – Не уверена, что мне удалось его смутить своим вопросом, но, кажется, он пожалел о том, что сболтнул лишнее. – Тебе завтра к какой паре?
Захлопнула дверь и решительно повернула замок.
И чем мне Лисовский не нравился? Тот хотя бы приставал по вполне понятным причинам. А этот?
Маньяк. Точно маньяк.
8. О том, как Утенок впервые увидел лебединую стаю
Следующие несколько дней из дома я выходила очень осторожно. Сначала в щелку между дверным косяком и дверью подъезда высовывался мой нос, принюхивался к наличию чужого одеколона, потом выглядывал правый глаз, просматривал крыльцо и ступеньки, следом за ним появлялся левый, вместе они сканировали двор на нежелательное присутствие Лебедей разной степени неадекватности, и только потом на улицу вышагивал перепуганный Утенок.
Но, к счастью, Максим, похоже, потерял ко мне интерес. Я его не видела ни в доме, ни в академии. На его странице инстаграма появлялись новые снимки, мой опускался в ленте.
В группе я заняла нишу странной, необщительной девочки-тени. Надо мной никто не смеялся, не унижал, но и не замечал. Словом, моя жизнь медленно начала налаживаться: Лисовский остался в прошлом, как и одноклассники, Лебедь больше не пытался меня выслеживать, а я погрузилась в учебу. И последняя стала моей новой головной болью.
Я не без оснований боялась вылететь из академии, не дожив даже до первой сессии. Ближайшие полгода нам с однокурсниками предстояло вновь встретиться с такими общими дисциплинами, как история, русский язык и математика. Да, назывались они теперь красивыми названиями вроде «высшая математика», но суть была та же. Мои головные боли вроде интегралов, истории великих сражений да приставки «не» догнали меня в вузе. И от этой встречи я чуть ли не рыдала. Особенно когда все преподаватели в один голос и с первых же слов заверяли: «На второй семестр ты не пройдешь!» Конечно, кричали они не мне лично, а угрожали всей группе, но воспринимала я это именно на свой счет. Однокурсники, кажется, даже внимания не обращали, я же вздрагивала каждый раз, вспоминая все школьные неудачи как с публичными выступлениями и решениями математических задач, так и с письменными заданиями и запоминанием дат.
Специализированных предметов была всего пара штук, но и на них рассказывали совсем не то, что я ожидала. Ремеслу дизайнеров нас никто и не собирался обучать, кажется, раньше второго курса, а то и вообще третьего. Сначала предстояло вновь освоить общие дисциплины, и от этого опускались руки, голова, и рушились надежды на славное будущее в желанной профессии.
Я очень не хотела провалить первую сессию, но точно так же совсем не представляла, как буду ее сдавать, если за последние два школьных года не смогла освоить то, что теперь нам попытаются втолковать за четыре месяца.
Мной овладела паника. Я пыталась читать учебники, не понимая слов, и совершенно по-глупому заучивала формулировки, значения которых до меня не доходили. Оля крутила пальцем у виска и говорила, что я рехнулась со своей учебой. Папа ободряюще похлопывал по спине и говорил, что решение вложить деньги в мою учебу, а не в очередную пару сапожек для сестер-сороконожек, лучшее за последние годы.
На меня перестал давить Лисовский и его компания подпевал, но легче жизнь от этого не стала. Теперь наседали седовласые профессора академии. Если мне казалось, что в школе учиться трудно, то к уровню вуза я оказалась совсем не готова.
Однако через две недели мы получили результаты теста по «языку делового общения». И я за него получила «три», чему впервые в жизни была рада. Это была «тройка» с огромным минусом всего за пяток неправильных ответов из пятидесяти. В школе это была бы четверка с плюсом, и от этого я была невероятно горда собой. Моя «тройка» была одной из четырех положительных отметок на всю группу!
После череды угнетений у меня будто крылья выросли, захотелось подпрыгнуть на месте и издать победный клич. А вместо этого до самого звонка пришлось усилием воли сдерживать радостную улыбку, хмуриться и внимать очередной дозе угроз злого профессора. И на этот раз он казался мне клоуном на цирковом представлении, а все его заверения «Не пройдешь!» не более, чем пустыми словами. Не могли же они оставить из группы всего четырех человек, в конце концов!
Из аудитории выпорхнула все на тех же крыльях надежды. Мечтала поскорее оказаться дома и с кем-нибудь поделиться тем, что не совсем безнадежна. Но дорогу мне преградила толпа в вестибюле.
Приблизилась к своим одногруппникам, которые, в отличие от меня, ни счастьем, ни надеждой не лучились, наоборот, были хмуры и озлоблены на профессора в частности и на высшее образование в общем. Мной же владел адреналин восторга. Иначе как объяснить, что я поинтересовалась у той самой коротко стриженной девушки, которая звала меня на прогулку в первый учебный день:
– Что происходит?
Она удивленно обернулась и глянула на меня пораженно. Я тут же смутилась, резко падая с небес, где с красным дипломом заканчиваю академию и становлюсь крутым дизайнером, на грешную землю, где всего лишь безмолвная тень с последней парты, которая получила трояк. Она, наверное, думала, что я глухонемая. Бедная, не надо было пугать ее резким обретением голоса.
– Да. – Девушка, которую звали Верой, откашлялась, а потом заговорила как ни в чем не бывало, будто мы и до этого часто общались. – Спортсмены вернулись из своего тура. Не слышала последние новости?