Я даю вам миры. Но ни один не станет вашим домом. Вы прокляты блуждать между ними, пойманные вечной игрой. Повелитель и Повелительница Удачи. На языке Азатенаев - Опонны.
Мои дети, вы никогда не простите меня. Да и я не заслужил прощения. Законы - не то, чем они кажутся. Порядок - иллюзия. Он прячет свою ложь прямо у вас в глазах, искажая все увиденное. Ибо видя, мы изменяем увиденное.
Нет, никто из нас никогда ничего не увидит верно. Мы не можем. Это невероятно. Я дарю вам жизнь без ответов, дети. Идите по мирам, разносите слово всеми возможными путями, Опонны. Кто-то вам порадуется. Кто-то нет. И это, дорогие мои, насмешка над ними. И над нами.
У меня была мысль.
Видите, что она наделала?"
- Это старость?
Пещера источала жидкости, бесконечно капая и журча. Воздух смердел болью.
Сечул Лат поднял голову. - Ты что-то сказал, Эрастрас?
- Ты ушел далеко. Воспоминания мучают, Сетч?
Они вдвоем сидели на валунах, пар выдохов уплывал туманными дымками. Откуда-то из глубины каверны доносился шум бегущей воды.
- Едва ли. Ведь, как ты любишь указывать, я человек скромных достижений.
- Не человек. Бог. Отчего твои жалкие деяния кажутся еще более досадными.
- Да, - согласился Сечул Лат. - У меня много сожалений.
- Лишь глупцы знают сожаления, - сказал Эрастрас и тут же обесценил свои слова, непроизвольно потянувшись к пустой глазнице. Касание пальцев, подергивание щеки...
Пряча улыбку, Сечул отвернулся.
Килмандарос все еще сидела скорчившись, чуть ли не сложившись вдвое, под капелью крови Отатараловой Драконицы. Когда ее охватывает утомление, период восстановления длится долго - нестерпимо долго, на взгляд Эрастраса. Хуже того, она ведь еще не закончила дело. Подняв глаза, Сечул посмотрел на Корабас. "Она - единственный закон против хаоса Элайнтов. Она - отрицание их силы. Она - освобожденная воля. Недостаточно будет ее ранить. Она должна умереть.
Но даже Килмандарос этого не сделает. Не против нее. По крайней мере сейчас, пока врата не открыты. Она должна умереть, но для этого ее нужно освободить.
Против безумия таких противоречий я ставил на кон свою жизнь. Я прошел в сердце Хаоса, чтобы бросить вызов абсурду сущего. И за это был разорван надвое.
Мои скромные достижения".
- Форкрул Ассейлы, - пробормотал он, снова глядя на Эрастраса. - Нельзя позволить им осуществить планы. Ты должен понимать. Ассейлы не склоняются перед богами, даже Старшими.
- Их наглость бездонна, - оскалил зубы Странник. - Мы этим воспользуемся, дорогой Костяшки. Возможно, они перережут глотки богам. Но мы - другое дело.
- Думаю, нужно пригласить К'рула.
- Он лучше всех нас понимает целесообразность, - согласился Эрастрас.
"Целесообразность?" - И Маэла. И Олар...
- Карга лелеет свои планы. Но она провалится.
- От толчка?
- Будет нетрудно, - ответил Странник. - Толчок? Скорее тычок. Нежнейшее из касаний.
- Не поспеши. Она отлично служит фактором отвлечения, и так должно продолжаться.
Бог снова коснулся глазницы. Ищет благословения? Вряд ли.
- Азат, - сказал Сечул. - Это было неожиданно. Сильно ли ты ранен, Эрастрас?
- Скорее негодование, чем кровь, - поморщился Странник. - Меня подло использовали. Кое-кто заплатит.
- Хищник жизней?
- Ах, Костяшки, ты меня дураком считаешь? Бросать вызов ему? Нет. К тому же там были дети. Человеческие дети.
- Более легкие цели?
Эрастрас, похоже, уловил нечто в тоне Сечула, потому что лицо его омрачилось. - Даже не думай считать их невинными!
- Не думаю, - ответил Сечул, вспомнив свое нечестивое отродье. - Но ведь твой глаз проглотила Пернатая Ведьма? А ты говорил, что убил ее собственными руками. Как тогда...
- Глупый гамбит Икария в Летерасе. Вот почему я так и не нашел ее души. Нет, она унесла мой глаз к нему, гнилая сучка. А теперь он изрыгнул едва оперенные садки, сделал из моего глаза Финнест для Азата. Он остается единственной подлинно непредсказуемой силой в нашей схеме.
- Тишина уверяет в обратном.
- Не верю ей.
"Наконец, друг, ты снова начинаешь мыслить трезво". - Именно так, - согласился он.
Эрастрас глянул на Килмандарос. - Не нужно ли нам ее покормить или еще что? Ускорить исцеление?
- Нет. Наложенные Рейком и компанией чары были сильными. Разрыв глубоко ее ранил, и магическое исцеление не поможет. Оставим ее в покое.
Эрастрас зашипел.
- К тому же, - продолжал Сечул Лат, - не все еще на местах. Ты знаешь.
- Я так давно этого ждал. Хочу, чтобы все были готовы, когда придет время.
- Мы будем готовы, Эрастрас.
Единственный глаз Странника уставился на Сечула. - Не только Тишине я не доверяю.
- Будут смерти, полетит пепел, но будут и выжившие. Как и всегда. Они поймут необходимость крови. Никто не бросит тебе вызов, Эрастрас.
- Но ты пытался меня предать. Ты с Килмандарос.
- Предать? Нет. "Мы отправим тебя в отставку".
- Так я вижу. Неужели я могу иначе?
- Ты до сих пор не понимаешь, старый друг, - отозвался Сечул Лат, - что я не забочусь о превосходстве. Мне плевать на новый мир, поднимающийся из развалин старого. Я рад блуждать по руинам. Смеяться над смертными, что пытаются начать всё заново. - Он взмахнул рукой. - Оставим мир слепому невежеству. По крайней мере, раньше жизнь была проще. Я повернулся спиной к поклонникам, потому что они мне наскучили. До отвращения. Я не хочу получить назад то, что имел.
- А я хочу, Сетч.
- Давай, действуй.
- Как насчет твоих детей?
- Которых?
- Какими ты видишь Опоннов в грядущем мире?
- Я их вообще не вижу, - ответил Сечул.
Эрастрас резко вздохнул. - Ты убьешь их?
- Что я сделал, могу убрать из бытия.
- Твои слова мне приятны. Я чувствую облегчение.
"Это была не очень достойная жизнь, детишки. Правда? Сомневаюсь, что вы готовы спорить. Тяни и толкай, но в конце - после тысяч и тысяч лет жалких игр... что же достигнуто? Что понято? Хоть кем-то?
Случай - жалкая тварь, злобный ублюдок. Он улыбается, но это оскал волка. Что понято? Лишь то, что любое дерзание вынуждено склониться перед Непредвиденным. Можешь сколь угодно долго подныривать и подпрыгивать, но в конце ты падешь.
Человек ослабляет петлю. Цивилизация уходит с тропы, ведущей к распаду. Раз. Два. Пусть три. Но в двадцатый раз? В пятидесятый? Торжество напрасно. Всегда. Равновесия нет.
В конце концов, здравый смысл подсказывает: проще отнимать, чем давать".
- Что чувствует Килмандарос, - спросил Эрастрас, - насчет убийства своих детей?
Сечул Лат оглянулся на мать, потом поглядел на спутника: - Ты так и не понял? Она НИЧЕГО не чувствует.
И тут же одинокий глаз смущенно заворочался.
"Ну, думаю, ты понял".
Чего дитя желает, но еще не имеет? Есть ли у вас нечто, чего не желает дитя? Баделле проснулась утром с эхом вопросов в голове. Был женский голос, а потом мужской. И в обоих звучали нотки отстраненного отчаяния.
Она села под лучами солнца, сочившимися сквозь окно, изгонявшими холод из тела - словно она ящерка или змея - и попыталась понять ночные видения, темные и тревожные голоса незнакомцев, что вещали о таких ужасных вещах.
"Это имеет отношение к происходящему, подозреваю. Да, похоже, я вижу..."