Мы слишком долго бежали. Мой народ, мой благословенный и обреченный народ. Ты не выдавишь и слезинки, Гадающая, над мнимыми твоими детьми? Они отлично прожили века, медленно увядая - ты показала момент, которого я не видел, о котором не знал. Я стоял перед первыми людьми. Расскажи о крови, которую я пролил, улови эхо недавнего преступления, чтобы два воспоминания спаялись. Словно правота - маска, которую можно надевать снова и снова.
Дураком меня считаешь?
Тук, брат мой, прогнал меня. Но теперь я думаю: его заставили. Думаю, Олар Этиль, ты крепко его схватила. Я потерял брата и думаю, он больше не вернется. Я хотел бы оплакать его судьбу.
Если бы я мог..."
Силы собираются где-то на востоке. Древний садок Телланн стал буйным огнем, словно запылали все равнины до горизонта. Он почти мог ощутить жар, почуять горький дым. Где-то еще - недалеко - Омтозе Феллак бурлил, издавая грохот вскрывающихся ледяных рек. Гудели моря, стонала земля. Еще ближе вонь К'чайн Че'малле неслась по ветру, как будто выпотрошили змею. И еще... "да. Аграст Корвалайн. Бледные призраки прошлого снова ходят по этой стране. Старшие Садки опять возвышаются. Во имя духов земли и воды, что здесь началось?
Олар Этиль, когда это случится, Т'лан Имассы превратятся в увлеченные ураганным вихрем пылинки. А то, чего ты желаешь... нет, слишком велика цена. Слишком велика".
Однако он шагает, как будто для его народа еще доступно некое предназначение, как будто смерть не лишила их славы."Мы потеряли разум. Тук Младший, что за зимний прилив несет нас? Скачи ко мне, давай поговорим как встарь. Тук Младший, я прощаю тебя. За все раны, за твое отрицание... не могу не простить".
Значит, последнее путешествие в бурю. Он, наверное, поведет. Его народ, наверное, последует. Хотя бы одно понятно: пусть Т'лан Имассы легче пыли, они должны там быть. "Нельзя, чтобы нас забыли. Мы заслужили лучшего.
Мы были вами, пока вы не родились. Не забывайте нас. И в памяти, умоляю, позвольте нам стоять, гордо выпрямив спины. Оставьте нам наши отпечатки на песке, что непременно окажутся на пути вашем - вы поймете, что, куда бы ни шли, кто-то уже прошел впереди".
Вслед Оносу Т'оолану шагали три тысячи Т'лан Имассов. Оршайны, бролды и десятка два других, забытых племен - те, что пали в Войнах, те, что сдались отчаянию.
Похоже, подозревала Рюсталле Эв, Онос Т'оолан не знает, что открыл им душу, что ужасные его переживания объяли всех. Древние барьеры порваны, ее и остальных треплет буря безмолвия, терзает, доводит до онемения.
На поле убийств его стоны сливались с их стонами; но теперь Первый Меч крепко сжал их в злодейских руках.
Они останутся с ним. Нет выбора. Когда он, наконец, падет - как должно быть - падут и они.
И это... приемлемо. Даже справедливо. "Убийцы детей не заслужили славы. Пещеры опустели, но мы не можем в них жить. Воздух сперт пролитой кровью. Даже пламя костров нас не согреет".
Она ощутила, что с ними больше нет Кальта Урманела. И не удивилась. Хотя ее терзала боль потери, ее голос почти не слышался за мучениями Первого Меча. Любимый и так был потерян, хотя сам этого не понимал.
Да и ее любовь давно превратилась в простую ревность. Его сломали К'чайн Че'малле, давным-давно, когда убили жену и детей. Она любила воспоминание, причем порочное воспоминание.
"Ну, хорошо, что его нет. Что он решил не продолжать. Правда, я восхищаюсь силой его воли, способностью отринуть власть Первого Меча". Остались ли позади и другие? Она не знала, но если остались... она будет молиться, чтобы их компания утешила Кальта.
"Каково это - потерять любовь, которой и не было вовсе?"
Улваг Тогтиль, тот, что был приемышем среди Имассов Оршайна, чья кровь была загущена Треллан Телакаями, едва брел за спиной Первого Меча, словно руки и ноги его были искалечены. Суровость Трелланов, хорошо послужившая на поле убийств, успела утонуть в бездонном колодце, эмоциональном вихре Имассов.
"Слишком глубокие чувства, о, как посмеялись бы эти твердолобые. Те, что глядят на умирающего взглядом стервятника. Забавно, но ведь и деревья дрожат на холодном ветру; а если ты проиграл, приятель - что же тебе мешало выиграть?
Онос Т'оолан дал нам свою боль. Он не знает о даре, хотя дар его велик. Мы подчинялись приказам Меча, не зная его души. Мы думали, что нашли тирана, превзошедшего самих Джагутов. Но он же потерян, как все мы.
Но если были незримые свидетели того мига, твердолобый среди нас... ах, что вы так боитесь показать? Почему страшитесь слез и тихих всхлипываний? Надменно улыбаетесь, но в чем ваше торжество? Хотел бы я знать. Самодельные цепи так туго стянули вас, и чем тут гордиться? Неспособность чувствовать - не добродетель.
И улыбки ваши кривы".
Улаг играл так всю жизнь, и потом, в пепле Телланна, в круговоротах безумной реки - тропы Первого Меча. Воображал невидимое присутствие, море смазанных лиц, полчища непонятных мыслей за пеленой глаз.
Иногда он склонен был говорить с ними.
"Я волк, что умирает от одиночества, если его изгонит стая. Поэтому, даже одинокий, я стараюсь думать иначе. Не было истинного единения Т'лан Имассов, ибо мы отказались от памяти жизней. Но даже среди них было лучше, чем одному. Ах, что я за дурак. Мои слушатели - грядущее осуждение, и когда оно, суровое, заговорит множеством голосов, я не услышу.
Стерпишь, Улаг? Слышишь ли смех Трелланов? Хохот людей?
Против грядущего, Улаг, ты беспомощнее лежащего на скале ребенка. Тень орла скользит по залитым слезами глазам, по нежному личику. Ребенок затихает, зная - опасность близка. Но увы, он еще не умеет ползать. А руки матери давно пропали.
Мы рыдали бы над его участью, Онос Т'оолан. Если бы могли".
Надежный Щит Буян оторвался от земли, моргая, чтобы избавиться от слез, потрогал рассеченную щеку. - Ладно, - сказал он, сплюнув кровь, - я, наверное, заслужил. По крайней мере, - сверкнул он глазами на Геслера, - ты сейчас так скажешь. Правильно? Скажи, Гес, или помоги встать. Я намерен оторвать тебе голову и швырнуть в ближайшую помойку.
- Я хотел привлечь внимание, - отвечал Смертный Меч. - С тобой по-хорошему не получается.
- Тебе откуда знать? Ты ни разу не пытался. За все годы, пока я проклят твоей компанией.
- Ну, - ответил Геслер, покосившись на топающую мимо массу фурий Че'малле, - так получается, что я нашел решение. Избавлю тебя от проклятия.
- Ты не можешь сбежать и бросить меня здесь...
- Нет, я отсылаю тебя.
- Чего?
- Я Смертный Меч. Могу делать что-то вроде.
- Отсылаешь куда?
- К ней. К тому, что от нее осталось.
Буян отвернулся, поглядев на юг, на пустую унылую равнину. - Ты ведь всегда меня недолюбливал?
- Нужно узнать, Буян. Да, я мог бы поехать сам, но ты же Надежный Щит. Там души друзей, висят повсюду словно дурной запах. Неужели ты так и оставишь призраки блуждать, Буян?
- Но что я, по-твоему, должен с ними сделать?
- Мне откуда знать. Благословишь, наверное, или еще что-то сделаешь. Что должен.
Дестриант Келиз ехала назад, к ним. Оказавшись рядом, оглядела каждого по очереди, нахмурилась, видя рассеченную щеку и красный фингал под левым глазом Буяна. Остановила "скакуна" Ве'Гат. - Почему бы вам просто не поговорить? Духи подлые, мужики всюду одинаковы. Что стряслось?