Будут в одном доме так долго, что перестанут существовать, а появятся их потомки, и это уже будет война потомков, а не их собственная? А что они будут есть? Хотя ладно с едой, это, возможно, предусмотрено, но остальное…
– Кажется, у меня есть идея, – весело проговорил я, вспоминая свои прогулки, – мы можем позвать других! Соседей, они могут нам помочь.
Я вспомнил горных жителей, дикарей в снегу, Элли. Их же много, почему бы не предложить им погостить у нас какое-то время? Это помогло бы нам справиться с туристами.
– Это самоубийство, – крякнул кашлящий мужчина, – никто не будет с ними договариваться. Это опасно.
– Я буду, – смело произнес я.
– Ты не понимаешь, насколько это может быть опасно, – произнес Отто тем самым тоном, который значил, что я тупица.
– Явно не опаснее, чем развалить весь город. Явно не опаснее, чем своими безответственными действиями уничтожить больше половины его жителей. Это не опаснее, чем дать дом такому, как я.
Все изучающе смотрели на меня. Наверное, от этих слов в их глазах я стал выше, но во мне не было геройства, я говорил это, потому что так чувствовал. Я действительно был готов переступить через себя и попросить помощи у дикарей, отношения с которыми у меня не задались. Я мог спуститься по обжигающей реке вниз, к Элли. С горными жителями было гораздо проще. Я помнил, что тот сиреневый модник был настроен ко мне вполне дружелюбно.
– Нет, – отрицательно покачал головой Отто, – ты сначала болтаешь, потом думаешь. Давай в этот раз ты ускоришь этот процесс, и включишь голову раньше, чем сотворишь очередную глупость. Тебе-то самому никакая Война не страшна.
Несмотря на свой поступок, я все еще оставался его другом, и он, возможно, переживал за меня, все еще считая меня неразумным импульсивным ребенком, но дело в том, что ребенком я им больше не был. И я не собирался с ним соглашаться. Это был действительно тот шанс спасти тех, кто еще оставался, и я собирался им воспользоваться.
– Ты уже искупил свой грех незадавшегося управленца, – вытащил я туз из своей колоды, – позволь и мне это сделать.
Я знал, что это сработает. Я знал, что никто не будет меня останавливать. Потому это было правдой. Отто исправил свои ошибки. Попробую это сделать и я.
***
Ноги гудели от усталости. Не знаю, что я делал больше – шел или перепрыгивал через не успевшие высохнуть лужи. Я осторожничал, оглядывался по сторонам, и от этого шел медленнее. Путь до снега мне показался гораздо длиннее, чем когда мы гуляли с Отто. Тогда я чувствовал свободу, а теперь я чувствовал ответственность и не могу сказать, что она мне не нравилась. Она была просто сложнее. Я знал, как многое от меня зависит. Так же я знал и то, что кроме меня с этим некому справиться. И я шел.
Завязывая внутри тугой узел терпения, чтобы не кинуться с кулаками на дикарей, от которых кипела кровь даже в воспоминаниях. Я был готов засунуть свои принципы куда подальше. Я был готов к временному перемирию ради всеобщего блага, даже если мне самому это не нравилось.
Чтобы отвлечься, я думал о том, что я ничего не сказал Дру, а ушел сразу же, как увидел пару сухих кивков где-то в толпе. Надеюсь, Отто ей скажет и заберет ее ко всем. Конечно, скажет, ведь они общались. А меня считали глупым мальчишкой. Ах да, я же и был таким.
Когда под ногами появились белые хлопья, я пошел немного быстрее. Я не боялся, просто спешил.
Заметив их издалека, заметенных пургой и все еще похожих на дикарей, я поднял руки, говоря, что пришел с миром.
– Я сдаюсь! – завопил я. – Я пришел просить вас о помощи!
Дикари бежали на меня, их копья-камни звенели, ударяясь друг о друга. Я смиренно ждал, мысленно считая до десяти. До чего же мерзкие рожи! Фу!
– Чужак! – завопил самый толстый, приблизившись и оглядев меня. От его крика я чуть не оглох.
– Вы должны мне помочь! – снова повторил я, привлекая его внимание.
– Мы? – удивился один из трех первых добежавших до меня. – И чем это мы тебе должны помочь?
– Вон! – орал кто-то, пока его пытался остановить самый любопытный:
– К нам еще никто не приходил за помощью.
Я кивнул.
– Да, помощь. Мне больше не к кому обратиться, – я подключил все свои актерские способности, придав лицу умоляющее выражение. Хотя больше я хотел им врезать, конечно. Быть взрослым – это уметь скрывать свои чувства ради своей выгоды. – Наш город захватили туристы. Чужаки, – использовал я их собственное слово. Я уже понял, как агрессивно они реагировали, слыша его.
– Ты сам чужак! – влез толстый. Хлопья снега на его бедрах опасно съезжали вниз. В моей голове, разумеется.
Руки я все еще держал над головой, чтобы они не тыкали в них своими копьями.