Она была еще далеко, но мысленно я уже дорисовал ей короткие ярко-рыжие волосы, длинные стройные ноги и руки. Тонкие, с хрупкими запястьями и просвечивающими венами.
На нашем небе никогда не было звезд. Но на моем одна из них появилась.
– Привет, – произнесла она, как приблизилась.
Я, не смея моргнуть, ответил:
– Здравствуй.
Ей не хотелось грубить. Быть может, виной тому свет, который она источала собой. Нет, она была этим светом.
Ее огненно-рыжие волосы замечательно контрастировали с темнотой, она был такой яркой, что я удивился, почему не встречал ее раньше.
– Как твое имя, незнакомец? – спросила она, подходя ближе. Так непозволительно близко, что я мог рассмотреть каждую ее веснушку, если бы они у нее были.
– Али, – ответил я. Полную версию своего дурацкого имени ей говорить не хотелось, при ней оно звучало еще ужаснее, чем изначально.
Она как-то загадочно улыбнулась.
– Друэлла, очень приятно познакомиться.
Я, не кривя душой, признался, что мне тоже. И сразу же предложил ей сокращенный вариант ее имени.
– Дру? – удивленно переспросила она. – Что ж, мне нравится. Так и запишем.
– Куда запишем? – не понял я. Рисунки были доступны моему пониманию, но зачем их было делать из ее имени, я не знал.
– В книгу учета, конечно же, – ответила она. – Когда меня не станет, они смогут использовать его повторно.
Не знаю, что меня к ней потянуло. Я видел ее красивой – это было бесспорно, но красота в моем воображении и в нашем мире мало что значила. Скорее всего то, что она была загадкой. А я любил их.
Я, быстро порывшись в памяти, не нашел там ни единого упоминания о подобных книгах, свободе имен или чем-то подобном, это значило то, что эта информация либо новая, поэтому мои предки не успели сохранить ее для потомков, либо она неважная. Оба варианта подталкивали меня продолжить общение с ней.
– Что такое книга учета? – спросил я.
– Моя работа, – пожала плечами она и задала ответный вопрос: – А что тут делаешь ты?
Я не знал, как описать то, почему я ушел с пикника, кроме этого:
– Я не выдерживаю.
Она расхохоталась и заинтересовала меня еще больше. Знаете, смех привлекает. Особенно тот, который звучит как колокольчик и ощущается, как лучшее лакомство.
– Впервые вижу такого как ты, кто не любит рассказ про Войну. Новенькие обычно от него в восторге.
Я замялся. Я понимал, почему другим обычно нравилось – Дед умел приободрять. Новый мир открывал двери и обещал новеньким принять их. Мне же это было не надо.
– Тогда почему ты не там? – спросил я.
– Я не сегодня родилась, у меня уже есть работа, и я… – она вздохнула, – ненавижу рассказы про Войну. Во время своего пикника я сделала, в точности, как и ты – я сбежала оттуда.
Я хмыкнул. Подобное притягивается к подобному? Она не была похожа на меня. В ней не было агрессии. Я не верил словам Деда, не верил приветствиям окружающих. Но ей я поверил сразу же. Наверное, потому что она мне понравилась.
***
Мы сидели на ярко-розовом выступе, прямо перед обрывом. Внизу была река. Дру смеялась. Мне казалось, что она смеется даже больше, чем говорит. А потом вмиг становится серьезной. Она мало рассказывала мне про их, теперь нашу, жизнь, больше она говорила о том, что ей снилось бы, если бы она спала. Она говорила, что любит лакомство, но редко берет его, потому что не считает свою работу действительно заслуживающей поощрения. Дру нравится Дед, она считает его обаятельным. Да и все остальные Дру тоже нравятся. Такие как Дру, видимо, не умеют не любить. В отличие от меня.
Еще больше темнело.
Свет до нас доходил все реже, а местность, окружающая нас, начинала алеть.
Дру вздрогнула и произнесла:
– Скоро Война…
Это не звучало как предупреждение. Это не было предсказанием. Это было констатацией факта. Ей даже не было страшно, а вот мне – как-то резко стало.
– С чего ты взяла? – спросил я, оглядываясь, будто ожидая увидеть предзнаменование смерти.
– Больше красного, не находишь?
До того, как я успел ответить ей, налетел ветер, и земля вновь затряслась.
– Еще и сотрясение, – выдохнула она, проводя по своим волосам и приглаживая их. Я почти видел, как она это сделала.
– Расскажи мне про Войну, – попытался я. Неизвестность меня пугала. Я не знал, права ли Дру в своих предсказаниях. Первый опыт может быть неприятен. Особенно опыт Войны. Дру снова засмеялась.
– Дед рассказывал вам то, что необходимо, – сказала она, – а остальное поймешь сам.