— В трудной ситуации мы оба. Я люблю твою дочь, Билл. Этого не изменишь. Но если ребенок в самом деле мой, тогда я сделаю доброе дело и стану самым лучшим отцом.
Горделивая улыбка расплывается по лицу Билла.
— Твой отец хорошо тебя воспитал.
Я смеюсь. Ничего не могу с собой поделать. Если бы он только узнал моего отца, он бы подумал по-другому.
— Мой отец не согласится с тобой. Он надеется на мое исправление, и что я женюсь на Оливии.
— Это немного старомодно, но я вижу, тут он смотрит вперед.
— Нет. Я отказываюсь. Это не было бы справедливо. Да и не будет правильным, для тех, кто вовлечен.
Билл хлопает меня по спине.
— Я и не говорил, что ты должен. Я просто сказал, что понимаю его намерения.
Я могу верить ему. Нет ничего предосудительного в его тоне. Он просто говорит, как есть.
— Дрю. Меня мучает еще один вопрос. Что ты будешь делать, если Маккензи не согласится? Если не захочет быть с тобой? Что тогда?
Я замираю. Леденею внутри. Такая простая мысль просто не приходит мне в голову. Я-то собираюсь стать для нее рыцарем в сверкающих доспехах, прискакавшем за ней на белом коне. А оказывается, сказка затмила мой разум. Я сглатываю противный металлический привкус с языка. Засовывая руки в карманы, я гляжу Биллу в глаза.
— Тогда я позволю ей уйти.
— Просто так? Никакой борьбы? Просто позволишь уйти и все?
— Билл, мой приезд сюда — это борьба за нее. Если она захочет расстаться со мной, я уйду. Но уходить я буду с высоко поднятой головой, зная, что сделал все возможное для примирения.
Билл пристально наблюдает за мной. Его глаза приобретают странный голубой оттенок в лунном свете, но за ними скрывается истина, и этим я восхищаюсь.
— Ну, тогда это все, о чем мне нужно было знать. Я не говорю тебе, что будет легко. Моя дочь упряма, прямо как ее мать. Особенно когда ей больно. Но если ты сможешь растопить эту атмосферу отчуждения, возникшую между вами, считай, у тебя есть мое благословение. Бог тебе в помощь, сынок. Именно Его помощь тебе и понадобится, — он хлопает меня по плечу, посмеиваясь.
— В самом деле? Ты даешь мне свое благословение? — мысль кажется мне абсурдной. Если бы моя дочь сбежала от парня, причинившего ей боль, я бы оторвал ему яйца и скормил бы их ему.
«Мне всерьез нужно перестать перекидывать мячик», — размышляю я про себя.
— Ты уверен, что не хочешь пристрелить меня? — уточняю я.
Лоб Билла и уголки губ прорезают глубокие морщины, когда он хохочет.
— Дрю, если бы я хотел пристрелить тебя, пристрелил бы еще в магазине.
Раздвижные стеклянные двери разъезжаются. Свет льется из кухни, освещая остановившуюся в дверях Маккензи.
— У вас все в порядке? — глубокий южный акцент появляется в ее голосе, посылая восхитительные волны желания бежать по моим жилам. Я могу поклясться, что ее акцент стал еще тягучее по возвращении домой в Техас, и я еще больше люблю ее.
— Да, Мик, все хорошо. Я просто показывал Дрю работу, которую проделал во дворе.
— Мхм, — бормочет она. Ее глаза скользят между нами, пока она закрывает двери за своей спиной. — Если я проверю цветочный горшок, я не рискую найти в нем окурки?
Билл смеется, обнимая ее за плечи, и целует в висок. Мягкий румянец расцветает на ее щеках, заметный даже в бледном свете. Я завидую близости Микки с отцом. Я никогда не знал, что это такое. Все что я могу сказать об отношениях между мной и отцом, это то, что я его боюсь.
Такое чувство, что я просто гость на чужом празднике жизни. Я увеличиваю расстояние от них, двигаясь в сторону входа в бассейн. Эти двое мягко смеются чему-то своему, раздвижные двери открываются и снова закрываются. Я остаюсь один.
Или я так думаю.
— Хорошая ночь, — произносит Маккензи, приблизившись. Эту близость, тепло ее кожи окутывает теплота вечера. Моя голова плохо соображает. Может, виной всему оказывается выкуренная сигарета, но я думаю, я в растерянности от ее близости. Ничего дельного не приходит мне в голову. Это похоже на сон.
Я переношу свой вес с одной ноги на другую, поднимая голову вверх.
— Красиво. Никогда не думал, что существует подобная красота и звезды светят так ярко.
— Этот Техас для тебя.
— Я скучаю по пляжу.
— Я тоже, — отвечает она.
— Это все, по чему ты соскучилась? — я хочу знать. Она сказала по телефону, что скучает обо мне, но здесь, в этом месте, в этот момент, я хочу смотреть на нее и видеть выражение ее лица в тот момент, когда она скажет, что скучала по мне.
Она оборачивает пальцы вокруг моего запястья.
— Пляж — лишь одна из вещей, по которой я скучаю, находясь дома.
Я разворачиваю ее лицом к себе. Мы оба находимся в опасной близости от бассейна и один неверный шаг, и мы плюхнемся в него. Она опускает глаза, отказываясь встречаться со мной взглядом. Это работает против меня. Я хочу заглянуть в ее душу. Я размещаю большой и указательный палец на ее подбородок, приподнимая ее голову вверх и заставляя заглянуть мне в глаза. Ее дыхание учащается, что происходит всякий раз, как мы оказываемся в непосредственной близости друг друга, как сейчас. Легкий ветерок ерошит ее волосы. Пряди закрывают лицо. Обеими руками я убираю волосы с ее лица, отбрасывая их, чтобы без помех заглянуть в ее прекрасные глаза.
Как в замедленной съемке мое лицо движется навстречу ее лицу. Как будто два магнита притягиваются друг к другу. Ее язычок скользит меж губ, облизывая их. Сантиметр за сантиметром я приближаюсь к ней, собираясь поцеловать ее. Мой рот едва не встречается с ее, как Маккензи отстраняется.
— Энди, нет, — говорит она резко, отталкивая меня рукой в грудь.
Сердце сжимается в моей груди. Застыв на месте, я чувствую, как растерянная и обиженная, она снова удаляется от меня.
— Почему нет?
Она неподвижно застывает, пытаясь обдумать свой ответ.
— Потому что... потому что... — повторяет она.
Мои глаза расширяются, когда я подаюсь навстречу ее ответу.
— Да? — напоминаю я ей.
— Потому что... — она сгибает пальцы в районе груди. Внезапно озорная ухмылка искривляет ее губы. — Вот почему, — и она толкает меня.
Глава 9
Со дна бассейна я могу видеть, как Маккензи нависает над краем. Вода струится вокруг меня, искажая ее черты. Я всплываю на поверхность, глотая воздух. Хлорка жжет мне глаза.
— Вот что получает тот, кто смеется над моим акцентом, — хохочет она.
Я сильно бью по лицу и голове, сплевывая остатки воды изо рта.
— Я не смеялся над тобой!
Она склоняется немного ниже над водой с самодовольным выражением лица, уперев руки в бока.
— Ты обманул меня, — отвечает она саркастически. — И я говорила тебе: это мой дом. Не смей шутить надо мной!
Я кидаюсь к краю бассейна, где стоит Микки. Тени танцуют на ее стройной фигуре. Мои глаза дрейфуют по ее холеной фигуре, от ног к талии.
— Эй, Микки.
Она склоняет голову на бок, фиксируя меня неустойчивым взглядом.
— Да?
— Ты ведь помнишь, что случилось последний раз, когда один из нас оказался сброшенным в воду? — опираясь на руки вокруг камня, окружающего устье бассейна, я приподнимаю себя из воды как раз достаточно, чтобы схватить ее. Я отталкиваюсь ногами от бортика бассейна, опрокидывая ее в воду вместе со мной.
— Ааа! — ее крик прерывается в бульканье под плеск воды, грохочущей над нами.
Я плыву обратно на поверхность, смеясь. Микки выныривает из воды, отчаянно размахивая руками. Она убирает с лица намокшие пряди волос.
— Энди!
— Ты начала это, — оправдываюсь я, изображая невинность.
— Э, нет. Это ты начал, — сложив руки чашечкой, она зачерпывает воды и плескает мне в лицо.
— О! Да это начало войны! — кричу я. Мои руки шлепают по воде, создавая волну, которую я направляю в нее.
Маккензи охотно подыгрывает мне, шлепая руками по воде в мою сторону, визжа и хохоча в процессе. Сколько воды мы расплескали, одному Богу известно, но меня это волнует очень мало. Нам весело, и ничто не может удержать меня от этого.